– Безрассудство, с которым, как оказалось, ваши люди относятся к вопросам национальной безопасности, может скомпрометировать нас всех. Я смотрю на то, как ведут себя ваши сотрудники, и не знаю, что мне делать: смеяться или плакать. Что толку запирать парадную дверь, когда черный ход распахнут настежь?

– Давайте не будем делать слишком большой проблемы из риска огласки, – ответил Сколник. Хотя он старался говорить холодно и напыщенно, ему самому было ясно, что это чуть ли не мольба о пощаде.

– Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что провал, возникший по вине этой Наварро, будет ликвидирован, – Беннетт наклонился вперед и погладил предплечье Сколника жестом, который был настолько же дружеским, насколько и угрожающим. – И что вы пустите в ход все имеющиеся в вашем распоряжении средства, чтобы поставить эту женщину на место.

– Это само собой разумеется, – отозвался человек из министерства юстиции, с трудом сглотнув стоявший в горле комок.

– Теперь встаньте, – приказал человек с козлиной бородкой, махнув зажатым в левой руке «макаровым».

– Это вам ничего не даст. Я не приложу палец к датчику, – ответил детектив Ханс Хоффман. – Так что уходите отсюда, пока не случилось ничего такого, о чем вам придется пожалеть.

– Я никогда ни о чем не жалею, – вкрадчивым голосом произнес незнакомец. – Вставайте.

Хоффман неохотно поднялся.

– Говорю вам…

Вторгшийся пришелец тоже встал с места и приблизился к нему.

– Повторяю вам, – сказал Хоффман, – что вы ничего не выиграете, если убьете меня.

– У меня нет необходимости убивать вас, – словно успокаивая его, ответил посетитель. А в следующее мгновение он сделал неуловимо быстрое движение.

Хоффман увидел вспышку металлического блеска немного раньше, чем почувствовал, что его руку пронзила невероятная боль. Он взглянул вниз. Там, где только что находился указательный палец, торчал короткий обрубок. Разрез был идеально чистым. Из кисти, совсем рядом с мясистой подушкой большого пальца, торчала окруженная плотью белая круглая кость. За долю секунды до того, как его рот раскрылся в отчаянном крике, детектив увидел в руке человека острый, как бритва, охотничий нож, а затем с изумившей его самого четкостью разглядел отрезанный палец, валявшийся на ковре, словно ненужный кусок куриной тушки, сброшенный наземь нерадивым поваром.

И тут из его рта вырвался визгливый крик мучительной, непостижимой боли и неверия в случившееся.

– О, мой бог! О, мой бог! О, мой бог!

Тревор нагнулся и поднял отрезанный палец. С обрубленного конца все еще капала кровь.

Анна набрала номер Дэвида Деннина.

– Анна, это вы? – кратко осведомился он; его обычное теплое обращение сменилось непривычной осторожностью. – Отовсюду сыплется дерьмо.

– Дэвид, расскажите мне, в чем дело. Что за чертовщина там происходит?

– Именно что чертовщина. Говорят, что вы… – Его голос вдруг затих.

– Что?

– Чертовщина. Вы говорите по чистой линии?

– Конечно.

Последовала непродолжительная пауза.

– Послушайте, Анна. По министерству отдан приказ провести вас по процедуре P-47 – полная проверка почты, телеграмм, прослушивание телефонных разговоров.

– Иисус Христос! – воскликнула Анна. – Я вам не верю.

– Дело еще хуже. С этого утра вы объявлены 12—44: подлежите аресту при первой же возможности. С применением любых необходимых средств. Господи Иисусе, я не знаю, с чем вам пришлось связаться, но вы объявлены подозреваемой в государственной измене. Было сказано, что вы являетесь неблагонадежной и представляете угрозу национальной безопасности. Еще говорят, что вы уже несколько лет получали деньги от врагов государства. Я не имею права даже разговаривать с вами.

– Что-что?

– Также прошел слух, что ФБР обнаружил в вашей квартире много наличных денег и драгоценностей. Дорогую одежду. Документы офшорного банка.

– Ложь! – вскипела Анна. – Это все ложь, до последнего слова.

Еще одна пауза, на сей раз подлиннее.

– Я знал, что это фальшивка. Но все равно, Анна, я очень рад, что смог услышать это от вас самой. Кто-то со страшной силой старается вывалять вас в грязи. Но почему?

– Почему? – Анна на мгновение прикрыла глаза. – Похоже, что я сейчас нахожусь не в том положении, чтобы определить причину. Могу только догадываться. – Она поспешно нажала кнопку отключения.

Что, черт возьми, происходит? Может быть, «Йосси» или Фил Остроу что-то надули в уши Бартлету? Она не упоминала о них; возможно, Бартлет разозлился в первую очередь из-за того, что они узнали о проводимом ею расследовании, хотя она в этом нисколько не виновата. А может быть, он завелся потому, что она не выполнила их требования выдать Хартмана.

Она внезапно поняла, что ни один из представителей ЦРУ ни словом не упомянул о Хансе Фоглере, убийце из бывшей штази. Не могло ли это означать, что «Йосси» ничего не знал о нем? Если так, то, скорее всего, «вольные стрелки» из МОССАДа не нанимали Фоглера для этой работы. Анна вынула карточку Фила Остроу и набрала его номер. Откликнулся автоответчик, и она решила не оставлять сообщения.