Она заказала второй бокал вермута и почти допила его. Этот безобидный, можно сказать, женский напиток было приятно потягивать маленькими глотками, что Филис и делала. Ей льстило, что мужчины, проходившие мимо ее столика, бросали на нее восхищенные взгляды. Не беда, что ей уже сорок два, вот-вот стукнет сорок три и у нее двое детей! Нужно обязательно сказать об этом Энди. Он, наверное, рассмеется и скажет что-нибудь вроде того, что недаром же он на ней женился: она не какая-то там замарашка...

Мысли ее обращены были в прошлое. Она вдруг подумала, что ей повезло и в сексе. Энди был страстным и разборчивым любовником, им было хорошо в постели. Как это сказал Теннесси Уильямс? Это был Уильямс? Да, должно быть... Одна из его ранних пьес об итальянцах... Там один сицилианец сказал: «Если все в порядке в постели, то все в порядке и в браке!» Что-то вроде этого.

Ей нравился Теннесси Уильямс. Он был и поэтом и драматургом. Возможно, больше поэтом.

И вдруг Филис почувствовала страшную слабость. Весь Палм-Корт закружился у нее перед глазами.

Откуда-то сверху доносились чьи-то встревоженные голоса:

– Мадам, мадам! Вам плохо? Мадам! Принесите скорее соли!

Потом раздались совсем другие слова, смысл которых ускользал от нее, потому что Филис утратила всякое чувство реальности. Что-то твердое ударило ее по лицу, и она догадалась, что это мраморный пол, значит, она упала. Вокруг становилось все темнее и темнее.

– Я сам позабочусь о ней! – сказал чей-то голос. – Это моя жена. Наша комната наверху. Дай мне руку! Вот так, хорошо.

Но это не был голос ее мужа.

Эндрю Тривейн был взбешен. Такси, которое он поймал рядом со своим офисом в Дэнфорте, врезалось в кузов идущего впереди «шевроле», и полиция не отпускала его, пока не были оформлены все бумаги. Ожидание казалось бесконечным. Он говорил полицейскому, что спешит, но в ответ услышал, что если уж пассажир «шевроле» ждет «скорой помощи», то ему-то, как говорится, сам Бог велел.

Тривейн дважды ходил на угол звонить жене в отель «Плаза», но оба раза, когда он называл фамилию Филис, ему отвечали, что ее нет в Палм-Корте. Может, она опоздала, попав в пробку, когда ехала из Коннектикута, может, не нашла его, расстроилась и не стала ждать? Черт бы побрал эту аварию! К черту, к черту!

Наконец без пятнадцати девять полицейские его отпустили, получив от него объяснение, позволили следовать дальше.

Пока он ловил другую машину, он вдруг подумал, что когда вторично звонил в «Плазу», метрдотель узнал его голос. Во всяком случае, его ответ на просьбу подозвать к телефону жену последовал намного быстрее, чем в первый раз. Может быть, ему показалось? В ярости он становился особенно нетерпелив, он знал это.

Но если так, то почему отрезок времени между вопросом и ответом не показался ему слишком длинным? Скорее коротким.

– Да, сэр, да, сэр, это была она, вон за тем столиком!

– Так где же тогда она?

– Ее забрал муж, они поднялись в свой номер.

– Послушайте, вы, болван, ее муж – это я! Рассказывайте все мне!

Разъяренный Тривейн схватил официанта за воротник.

– Пожалуйста, сэр! – вскрикнул официант, и все сидевшие в Палм-Корте повернулись на громкие голоса: голос Тривейна заглушил даже квартет скрипачей.

Два детектива Плазы оттащили его от перепуганного официанта.

– Он сказал, что они пошли наверх! – Тривейн стряхнул с себя их руки и кинулся к стойке.

Один из полицейских поспешил за ним. И тут совершенно неожиданно для себя Тривейн сделал то, чего, как он думал, никогда бы не смог сделать: дал ему по шее. Полицейский упал, а его напарник выхватил пистолет.

В тот же момент перепуганный портье истерически закричал:

– Это здесь, мистер Тривейн! Миссис Тривейн в номере 5Н и I! Его сняли сегодня после обеда!

Не обращая внимания на окружающих, Тривейн кинулся к двери с надписью «Лестница» и помчался вверх по ступенькам. Он чувствовал, что детективы бежали за ним, он слышал их приказы остановиться, но и не думал им подчиняться. Скорее, скорей найти этот номер в отеле «Плаза»: 5Н и I!

Всем своим весом толкнув дверь, Тривейн вбежал в коридор, покрытый тонким ковром – свидетельство былой роскоши, – и принялся рассматривать таблички на дверях: 5А, потом 5В, затем 5С и D. Повернув за угол, он наконец увидел номер 5Н и I.

Дверь была заперта, и он ударил в нее всем телом. Дверь едва поддалась. Тогда Тривейн принялся молотить по двери ногами. Она трещала, но не поддавалась.

– Проваливай отсюда, сукин сын! – услышал он голос одного из полицейских, средних лет. – Или я пристрелю тебя!