Как только появился председатель, пошли в поле. На меже, поджав под себя ноги, покачивался из стороны в сторону лохматый мужичонка неопределенного возраста. Ему было, может, двадцать лет, а может, все пятьдесят. Он вполголоса тянул хакасскую песню о богатырях — алыпах и наверняка мнил себя одним из них. Тоже артист. Мужичонка так увлекся песней, что даже не заметил, как мы вплотную приблизились к нему.

— Почему не пашешь? — спросил его председатель.

Певец вздрогнул и с трудом разомкнул слипшиеся веки:

— Кони пристали. Пасутся, однако.

Влас Иванович окинул взглядом черный, как сажа, простор. Травы еще нет и она нескоро появится. Что же едят кони?

— Полынь собирают прошлогоднюю. Мал — мало кушают.

— Сена нету, — беспомощно развел руками председатель.

Зная, что в такой ситуации на очереди нагоняй, председатель вобрал голову в плечи и ждал разноса. Признаюсь, ждал и я оглушительного взрыва эмоций у партийного вождя.

Однако Колпаков не спешил отчитывать главу колхоза. Отправились на соседнюю полосу, к другому пахарю. Там была та же унылая картина. Плуг перевернут лемехами вверх. Кони грызли едва оттаявшую землю.

— Трактор надо. Да солярки не подвезли, — объяснял председатель.

Затем мы заглянули на колхозную овцеферму. Всё разгромлено, разбито. Помещения для скота разгорожены, крыш не было. Овцы сбились в кучу, тощие, голодные.

Влас Иванович то и дело переводил взгляд с овец на председателя. Да за такие дела надо отдавать под суд! Но Колпаков дружески пожал руку изрядно струсившему главе колхоза и спокойно сказал:

— Ты не против, если привезем сюда партактив для изучения передового опыта?

— Не надо! — в смятении крикнул председатель.

— Ну кое-что подделаешь тут, подчистишь.

— Не надо!

Мы сели в секретарский «Зил» и отправились в обратный путь. Я поймал себя на мысли, что мне, в сущности, писать-то не о чем. Обычная для послевоенного периода картина. И так почти в каждом хозяйстве. И вдруг Колпаков резко повернулся ко мне и широко улыбнулся не без видимого лукавства:

— Упрямый человек. Его нельзя ругать. От ругани не будет никакой пользы. А теперь он зашевелится, поднимет людей на усердную работу. Вот увидишь, Анатолий Иванович.

Таким был партийный вождь в Хакасии. Знал людей, любил их, старался вызвать у них гордость за свою миссию на земле и желание честно трудиться на общественной ниве.

А что мешает быть такими сегодняшним демократам? Болтуны они, пустозвоны, если не отпетое жульё. Считают деньги в чужих карманах и готовы съесть соседа ни за понюшку табака. Ждут милостей от запада, а запад плюет на нас — мы ему не нужны сильной державой. Даже такие государства, как Молдавия и Грузия, готовы порвать нас. Порвемся ли? Ну это — иное дело.

Затем я уехал в Красноярск, обосновался здесь с семьей до конца моей жизни. В Абакане бывал редко: у них своя писательская организация, даже не организация, а Союз. И как-то узнал, что Влас Иванович ушел на пенсию и уехал в Москву, к сыну.

Все было бы хорошо, да он не мог найти в столице подходящую работу. Партийные должности не пустовали, министерские — тоже. Там своих пенсионеров хоть завались.

Наконец повезло. В своем же дворе устроился дворником. Вставал затемно, ложился спать позже всех. И разгулялась же его метла по широкому двору, каждую соринку не оставила без внимания! Им не могли нарадоваться: всюду чисто, как в горнице. Работал на совесть, не раз отмечался почетными грамотами и благодарностями ЖЭКа. Готов был сдвинуть горы!

Уж и постарался он в канун пролетарского праздника! Даже тротуары сверкали, как зеркала. Довольный пошел на демонстрацию и у ворот столкнулся с начальником ЖЭКа. Оглядели друг друга: помолодели оба. И тут начальник заметил на груди Колпакова звезду Героя соцтруда. Поинтересовался не без насмешки:

— Твоя, что ли?

— Моя. И еще кое-что есть.

Начальник вспылил:

— Я тебе дам кое-что! Так шутить не положено. Снять!

Разобрались. Да как же так вышло, что Герой и работает дворником? Не гоже. И тут же, прямо на демонстрации, начальник написал приказ о введении в конторе должности старшего дворника. И немного подумав, повысил статус Колпакова до инженера по уборке двора и подъездов.

Влас Иванович стал работать метлой не меньше, хоть получал столько же, как и прежде. А уже к следующему пролетарскому празднику начальник вручил новому инженеру почетную грамоту и выделил премию в 15 рублей. Пусть эта сумма не решила всех экономических проблем, но Колпакову было приятно от сознания своего превосходства над другими дворниками ЖЭКа.

Вот таким был мой друг Влас Иванович. Таким и остался в моей памяти. Выходит, не все большевистские вожди были наглецами и хамами. Случались и веселые артисты, как Колпаков. К счастью, они попадались довольно редко, иначе не было бы нужды в смене государственного строя.