Что же касается Игнатия Дмитриевича Рождественского, то он нередко бывал столь категоричным, как никто другой из моих друзей и знакомых. Он рубил прямо с плеча и тогда попробуй отвергнуть его подтвержденные немалым опытом жизни утверждения. В какой-то части их еще можно сомневаться, но отбрасывать целиком не следует. По крайней мере, прежде нужно хорошенько задуматься над ними. И помнить, что перед Игнашею я сосунок, если судить по возрасту и по широте всесторонних знаний. Он — энциклопедист, а это не профессия, а бесспорное качество недюжинного ума.

И вообще, по жизни надо идти неспешно, быть зорким и непредвзятым. А то соберутся с похмелья где-нибудь у пивного ларька и гундосят себе под нос всякую дребедень. Нет, мол, православной Руси при таких-то порядках: одиннадцать утра, а пивом еще не торгуют. То ли было во времена наших пращуров! Только гость на порог, а хмельная брага уже разлита по ендовам и чарам. Бери и пей. Что? Разве не так? А вы внимательней почитайте былины про богатырей русских.

Хорошо бы вдруг оказаться на той священной Руси. Побродить по её извилистым улочкам, взобраться на острожные стены и даже представить себе идущие на приступ чужеземные полчища настырных лучников и копьеносцев. И самим подключиться к тем славным битвам, а иначе эта земля вроде как и не твоя милая родина, которую ты должен защищать.

Это теперь много развелось на западе всяческих глобалистов. Собрались в стаю и щелкают зубами, решая, кого укусить на сей раз. А свистнет Соловей — разбойник и вмиг разбежится пестрая глобалистская братва, выбросив из головы, что нужно защищать не только себя, но и друг друга. Короче говоря, грош цена всем их пактам и всяческим договорам. И как тут не вспомнить известную поговорку: своя рубашка ближе к телу. Так будь же ты всегда и во всем патриотом.

— Ишь, чего захотел, Анатолий Иванович! — старательно протирая очки, говорил Игнатий Дмитриевич. — Но мы же с тобой совсем в другой России. В обращенной фасадом к западу и вздыбленной еще Петром Первым.

Так-то оно так, но меня неудержимо тянула к себе далекая Русь, которую когда-то прославляли знаменитые гусляры и над которой потешались хитроумные скоморохи. И жалко мне, что нет у нас тех заповедных поселений, как резервации индейцев. Ведь каждый народ желает наглядно знать свое прошлое. Даже у хохлов, больше всего склонных к воровству русского газа, где-то под Киевом есть выхваченная из средневековья деревушка с приземистыми, обмазанными глиной хатами. Хохлы хоть сами туда не ходят, зато приглашают в те хатки туристов. Какой ни есть, а доход.

Была и у нас, русских, попытка создать что-то подобное в Шушенском. С окрестных сел мы свезли сюда старые дома и сказали:

— Это наша святыня, вроде Вифлеема. Правда, вождь здесь не родился, а только отбывал ссылку. Но это не имеет большого значения.

Определенно, из Ленина не получилось Иисуса Христа. Как говорится, не тот материал. Покончили с советской властью и немедленно опустела уютная потемкинская деревушка. Кто поедет в немыслимую шушенскую глушь глядеть на обветшалый дом и надворный дощатый туалет, который стоит здесь на месте прежнего сортира? Охотников на это мало.

Так где же осталась та Русь, которую хотелось бы обласкать взглядом и даже потрогать руками? К сожалению, этого мы не знаем.

— А она есть! — упорствовал Рождественский. — Разумеется, колхозы и совхозы прошлись по самым затаенным уголкам России. Даже озера и реки перешли во владение чиновников: не суйся туда, не ходи сюда!

— Но ты, Игнаша, противоречишь самому себе!

— Нисколечко! — веско бросил он. — Я сам видел незапамятных лет терема и емелины печи, и скатерти — самобранки. И ты увидишь.

Мы сидели в нашем Союзе писателей и неспешно болтали на эту несовременную тему. Мы были в ожидании, когда бухгалтер принесет нам билеты на самолет. Лететь, по сибирским масштабам, недалеко, какие-то четыреста километров. Это до Енисейска, а там пересадка на маленький самолетик и еще сто километров до Маковского. Короче говоря, рукой подать.

Маковское праздновало свое 350–летие. Дата не хилая. Приглашены гости из многих мест, в том числе и мы с Игнатием Дмитриевичем. Праздник начинается завтра, а мы вылетаем туда за сутки. Будет достаточно времени оглядеться в старейшем русском поселении Восточной Сибири. Это ведь не Москва, не Красноярск, а небольшая деревушка на берегах реки Кеть.

Ждали бухгалтера, а в кабинет скопом ввалились незнакомые гости. Взопревшие в теплых пальто и меховых шапках. Да они же сошли с ума! На дворе июль, самый разгар лета. Даже на Северном полюсе сейчас относительно жарко. Уж не намерены ли снимать зимние сцены в Красноярске? Да, скорее всего актеры.

Мы почти угадали. Это — преподаватели и выпускники высших музыкальных учебных заведений Москвы. А летели они по путевкам ЦК комсомола в заполярный Норильск. Им предстояло выступить там с отчетным концертом.