Нет, не напишу.

Лишен таланта, скучен, не умею.

Могу лишь обмануть. "В доспехе латном, один на сотню, с палашом в руке…" Или иначе: "Звездолет "Борец", закончив гипер-квантовый скачок, встал на орбите. Молодой десантник…" И будет мне почет. Тираж вскипит девятым валом, пеною обильной, с базара понесут мои творенья, и, надорвавшись, треснет Интернет от жарких писем: "Лапочка писатель! Не чаю уж дождаться продолженья великой эпопеи!" Я отвечу. Скажу, что продолженье скоро будет. Пишу для вас, любимых, дорогих…

Я никогда не напишу про вас.

Пожав плечами, ухожу с балкона.

Убить легко. Копьем – как авторучкой. Фломастер – меч. Яд – порция чернил. Толкнуть с обрыва, связанного, в спину, – как вымарать абзац. Убить легко. "За что?" – взмывает одинокий крик, чтоб кануть в Лету. Глупый. Ни за что. Ты виноват уж тем, что мной рожден: смешной, нелепый, лишний персонаж, и о тебе приятней сочинять успешный квест, чем встретиться однажды лицом к лицу. Да, хочется мне кушать, и вот: небрежно вымаран абзац по имени Содом, за ним другой, по имени Гоморра. Продолжать? Зачеркнуты жена и дети Иова. Зачеркнут ты. Не бойся. Ты умрешь не навсегда. Я воскрешу твой труп – драконьими зубами на снегу, метафорами, повестью о жизни, которая, подобно мотыльку, пришпилена к бумаге: не летай, сожженый лампой, солнцем, тем огнем, к которому опасно приближаться. И правде не открыться: ты убит. Я правду наряжу в одежды лжи – и ложь одену в правды наготу. Я напишу, как ты взрослел, как рос и вырос наконец, – героем став, свершил деянья, бросившие небу столь дерзкий вызов, что небесный свод зарделся от стыда; я расскажу, как великаны пали пред тобой, и сотни ослепительных красавиц пришли к тебе, и сотни мудрецов на твой вопрос ответа не нашли.

Убить легко.

Позволь тебя убить. Не укоряй. И не молчи – покорность доверчиво-безгласной немоты иль бунт немой равно бесцельны. Знаешь, мне очень больно убивать тебя. Ты чувствуешь: я ямбом говорю, как будто ямб сумеет укрепить мое решенье. Убивать легко. Ты чувствуешь, сочувствуешь, молчишь, без осужденья смотришь на меня и ждешь решенья. Жди. Сейчас. Сейчас…

Убить легко.

Кого? Тебя? Себя?!

Я никогда…

Я никогда не стану здесь своим.

Я – лжец, а люди вдребезги правдивы,

И если происходят рецидивы,

То лишь по наущению Змеи.

Я никогда не стану вам родней.

Я – пьяница, а вы воспели трезвость,

И если где царит хмельная резвость,

То лишь в беспутных, вскормленных Свиньей.

Мне никогда не быть одним из вас.

Я горд, а вы неизмеримо кротки,

И, где в почете цепи и решетки,

В опале грива честолюбца-Льва.

Давно пора мне на сковороду.

Домой. В геенну. Смейтесь! – я в аду.

Но если дом горит, и плачут дети,

И псу подстилкой служит добродетель,

И кротость с беззаконьем не в ладу, –

Тогда зовите.

Мрачен или светел,

Как летний дождь, как ураганный ветер,

Лев, и Свинья, и Змей, за все в ответе, –

Зовите, люди!

Громче! –

я приду.

Вспомнил, что сердце – слева,

Вспомнил, что печень – справа,

Вспомнил, что дни – мгновенны,

Вспомнил, что я – не вечен.

Думал забыть – не вышло.

* * *

Не пей, Ивашка, из копытца,

Не будь козлом!

Дана еще одна попытка,

Считай – свезло,

Иди домой. Там на полатях

Вольготно спать,

Там за работу деньги платят,

Где грош, где пять,

Там в праздник хорошо упиться,

Первак горюч…

Копытце ты мое, копытце,

Кастальский ключ.

* * *

Остываю, забываю,

Ничего не успеваю,

От ушедшего трамвая

Понемногу отстаю,

Не прикрывши рта, зеваю,

Где ни попадя бываю,

Эту чашу допиваю

И другую достаю.

Стал слегка сентиментален,

Ночью сплю, дружу с ментами,

Не тираню милых жен

И не лезу на рожон.

Старость?!

Мне, в сущности, и не больно, –

Какая тут, к черту, боль?! –

Я вышел живым из боя,

Из боя с самим собой.

От завтрака до обеда

Сижу, вспоминая бой,

Не хочется мне победы.

Не хочется, видит бог.

Прости, если сможешь, крошка,

За слабенькие стихи,

За горсточку дней хороших,