Девочка пробралась под локтями покупательниц и, встав на цыпочки, положила на прилавок хлебные карточки.

— Чевой-то?.. — ухмыльнулась продавщица. — Можете ими печку растопить. — И засунула в авоську буханку белого хлеба. Потом, подумав, еще буханку.

— Расщедрилась! — послышался веселый голос.

За спиной у девочки стоял большеголовый человек — тогда еще молодой Вася, без тысячерублевых мехов и мохеров, в обдергайчике-полупальтишке с цигейковым воротничком. Хромая — он и тогда хромал, — Вася прошел за прилавок и стал заталкивать в авоську девочки буханку за буханкой.

— Учись, Кирюша, пока я жив, — хохотал он при этом. — Дают — бери, не дают — хватай!

Кира, раскрыв рот, глядела, как авоська растягивается, превращаясь в длинную колбасу…

— Вася-фотограф, — объяснила продавщица женщинам в очереди, когда он с Кирой ушел. — Прохиндей редкий! А девчонка — участкового дочка. Вот он и выслуживается.

Кира с отцом и матерью жила на краю поселка в подмосковном теремке, обшитом вагонкой.

Вася-фотограф еще не успел обмести свои валенки, мама — смотать с Киры платки, как дверь в сенях хлопнула и вошел отец, в синей милицейской шинели с погонами лейтенанта, с полевой сумкой через плечо.

Увидев раздувшуюся сетку с невиданным уловом белых буханок, он нахмурился, замерзшими, непослушными пальцами выудил из авоськи одну буханку, от другой отрезал половину…

— Так ведь карточки отменили! — заорал на всю комнату Вася. — С сегодняшнего дня хоть сам жри, хоть свинью корми, никакая милиция, — он подмигнул участковому, — не запретит!

— Я не свинью выкармливаю. — Отец сунул ручки авоськи Кире в руку: — Тащи обратно… А ты, — прикрикнул он на маму, которая рванулась было к Кире, — почему не лежишь?

Мама болела — не выходила из дома.

Авоську схватил Вася, поволок ее к выходу:

— Ребенка бы пожалел, дурак! — У самой двери обернулся, крикнул: — Дураком и помрешь!..

Обитая войлоком дверь захлопнулась…

— Говорят, яблочко от яблоньки не далеко падает, — сказал Вася, запахивая сибирскую шубу, — но может откатиться… И довольно далеко. — Он оглядел Киру с ног до головы. — Вообще ты, девочка, неплохо упакована. — Он взъерошил мех на оторочке Кириного пальто и даже зачем-то на него дунул. — Где работаешь?

Кира пожала плечами: попробуй ответь…

— Понимаю, — усмехнулся Вася. — Наивный вопрос. Кто в наше время выглядит на свою зарплату?

Он что же… не расслышал о чемоданчике?.. У кого в наше время двести тысяч в “дипломате”, да еще чеками? Это же вдвое больше, почти полмиллиона, если на черном рынке…

— Не торопишься? — Подхватив под локоток, Вася вывел ее из зала.

Приблатненный паренек поспешил следом.

В третьей багажной секции толпились у ленты транспортера пассажиры хабаровского рейса. Приблатненный сюда не зашел…

— Гляди внимательно, — сказал Вася. — Если тут не окажется второго такого чемоданишки, значит, ты, мамочка, прозевала своего миллионера.

Лента пошла. Пассажиры подхватывали свои вещи и уходили. Вася снял две громадные сумки.

Лента остановилась — вещей больше не было, секция опустела.

— Надеюсь, ты на колесах? — сказал Вася. — А? Подбросишь?

У Киры уже иссякало терпение.

— Я же сказала: отдаете мне кейс и уходите.

Васе тоже надоело:

— Дура ты! Откуда в моем “дипломате” двести тысяч?

— Не знаете, что везете?

— Я в чужие чемоданы не заглядываю!

В колыхнувшихся стеклянных дверях отразилась фигурка Приблатненного. Он вещей не получал и никуда не уходил.

— А ты?.. — В голосе Васи звучало откровенное подозрение. — Ты-то почем знаешь, что в моем чемоданчике?

— Случайно выяснилось, что мы знакомы… — Кира говорила правду: это выяснилось действительно случайно. — И мне поручили вас встретить.

И это было правдой: поручили. Но вот кто поручил?

— Значит, ты та самая дама, которая должна была ждать меня на телеграфе? — Вася вздохнул вроде бы с облегчением.

— Я и ждала на телеграфе, — обрадованно подхватила Кира, — пока не выяснилось, что вы не вылетели в тот день из-за погоды.

Кира нарушила свой главный принцип: говорить только то, что было на самом деле, ничего не выдумывая, и сразу получила по заслугам.

— Вот что, Кирюшенька, — твердо сказал Вася, — никакого кейса я тебе не дам. Никто меня на телеграфе не должен был ожидать. Это я так сказал, для проверочки. Прости старичка.