Полицейские не обращали на него внимания. Мужчина насупился, женщина вертела в руках дурацкую пустую пачку, губы ее что-то шептали. Вскоре она тоже закурила.

— Понимаете? Машинка выдает вам по одной сигарете через каждые, допустим, три часа. Ни больше — ни меньше. Представляете, как это дисциплинирует? Это нужно каждому, кто хочет бросить курить. Это серьезный бизнес. У меня нет денег, чтобы наладить производство, но в принципе — дело наживное. Я разговаривал со многими курящими людьми, они в восторге от моей идеи. Попробуйте сосчитать, сколько сигарет вы выкурили сегодня за день? Больше пачки, наверно…

— Все. Мудак. Будет тебе сейчас железная коробочка. — Машина остановилась около полицейского участка.

— Минетчица, говорю я вам, минетчица. В Сикокусе жила в общаге. Брала у всех, у кого только можно, но сделала себе распорядок. График. Всё по полочкам. Всё по размерам. Мне ли не знать. Самая вдумчивая. Самая отзывчивая. Самая-самая. Потом жены собрались и написали пасквиль. Все жены. Всех мужиков. Так и написали «не нужна нам в общаге минетчица, пора ей ехать в другую общагу». Она съехала и теперь она: программист… диссертация… губы бантиком… Такая вот латышская интеллигенция… Лучшая! Нежная! Латышская! Интеллигенция в нашей с тобой, брат, жизни!

Ребекка, миниатюрная девушка с нервным смехом на губах и табачным дымом в гигантской прическе, жила вместе с мамой и сестрой этажом ниже, они снимали небольшую полуподвальную квартиру. По квартире можно было бродить и думать: вот дом, вот наш последний дом. Бека была хороша собой и училась в местном колледже на экономиста. Она часто думала о бессмысленности жизни и белизне своей кожи: столетия безумной войны клеток проистекали за этими покровами. Ей сказали однажды, что просвечивающие сквозь ткань вены помогают в судьбе: она держала их именно в просвечивающемся виде, выставляла напоказ свои ключицы без украшений и прохладную шею. Она не забывала малокровно улыбаться и задористо хохотать.

— Shazzam! Would you believe? I passed the test! Put your hands in the air: this is a robbery!

Смех получался ненатуральный, дребезжащий, но она смеялась — всегда смеялась. Она знала, что, приходя в гости, нужно смеяться. Она смеялась и никому не верила. Просвечивающие сосуды, истонченность пальцев настраивали на противоположное — на нечто совсем настоящее и не очень животное; на изысканность по пути в незатейливость. Соседи сверху залили ржавой водой ее шкаф, мама ничего не сказала об этом, сестра постоянно была на работе. Когда она возвращалась, они ссорились. Потом переносили споры на мать, после чего все втроем разговаривали обо всем, кроме мужчин.

Остальное время Ребекка лежала в кровати и думала о том, что чудовищно голодна и ей нужно, чтобы ей принесли китайскую утку. Еще она думала о том, что весь мир состоит из молодежи с пятнадцатью тысячами долларов в год. Она хранила под кроватью несколько номеров старых «Плейбоев», которые ей давал Майкл; рассматривала больших красивых девушек на фоне пальм и волн, теребила гениталии и думала, что могла бы стать фотомоделью. Большие женщины нужны для работы, маленькие — для любви, сказал ей когда-то ее отец. Она не очень ему верила, но когда он умер, верить было во что-то нужно.

Майкл был у нее уже несколько лет, но появлялся редко. Он профессионально играл в карты в Вегасе или Атлантик-Сити, а если приходил, просил погладить его по спинке. Он снимал для этого мотель, и Ребекка, согласуя подобные расходы с его деньгами, считала, что мог бы снять и квартиру. Он хорохорился, говорил о любви — она была у него в гостях один раз, это оказалось лавкой старьевщика. Майкл долго рассказывал о своих родителях и потом подарил на ей память набор бижутерии: дельфины, часики с буквами, волшебный ключ…

Она обиделась раз и навсегда, она почувствовала, что им пора расстаться. Он сказал, что уезжает навсегда в Неваду, но часики с буквами она в этом случае должна ему вернуть. Бека протянула в ответ ему эти часики, и он овладел ею так, как этого может пожелать любая барышня. Он ударил ее по щеке своей картежной ладонью, и она поняла, что нужно гордиться всем, что у тебя есть, и вообще смотреть на вещи пошире. Она стала надеяться на будущее и украшать свою задницу большими, почти детскими трусами, потом надела G-стрингз, потом какая-то девочка посоветовала ей носить колготки и совсем забыть про трусы, и она делала так и носила одежды, подчеркивающие обнаженность ее овалов. Это подарило ей немного больше внимания со стороны мужчин и женщин, но внутреннее по-прежнему казалась важнее.

Лизонька попыталась проникнуть в сущность ее недовоплощенности, и Ребекка тут же ответила:

— Он умер от рака легких. Теперь я могу делать, что угодно. Пожалейте меня. Кто может? Я могу взорвать Всемирный Торговый Центр. Так делают все на свете. Вы тоже подлые, но мне с вами интереснее. Сколько пальцев входит? Тебе нравится?

Толстая гладила девочку, понимая, что удочеряет очередного ребенка. С ней это бывало часто: Гена, Саймон, прочие. Только Грабор немного выбивался из этого списка.