Бека прижалась к матери, уходить она не хотела.

— Нет идеала, — опять повторила дама. — Никто не может быть идеальным мужчиной. Даже ваш Ленин болел сифилисом.

Хивук вышел на публику свежим, как живая рыба, поздоровался со всеми, правильно называя по именам. Когда соседи удалились, сказал:

— Снайперы. Ребята, извините меня. Каждый жить хочет. Я ничего другого не мог придумать. С ними разберутся. Меня Алекс научил по лестницам. Хочешь, расскажу что. С Мишел больше не здоровайся.

— А с кем здороваться?

— Она больше у меня не работает. Хочешь дело? Давай вместе. Арендуем машину, Фрид стряпает документы: и на паром, на родину. Он хорошо сечет в компьютерах. Что вы заладили про эти кредитки? Неблагодарная работа. И вообще, из шоу-бизнеса я удаляюсь. К черту стриптиз, что я, мальчик? Можно я переночую у вас, у меня полно других неприятностей.

Поп зашел недели через три после Лизонькиного отъезда. Счастливый, обвешанный маленькими сумочками из искусственной кожи, с найденным на улице мобильным телефоном, засунутым за ремень.

— Нет прощения, — сказал он. — Твоя-то уехала?

Было жарко, бездейственно, Грабор жил сообщениями с балканского фронта, которые слышал по телевизору в пивных, и телефонными разговорами. Он отключал телефон, когда понимал, что Толстая совсем плоха, и включал его снова, понимая, что и сам плох без ее голоса. Они разговаривали бесконечно, Лизонька попала в госпиталь, звонила из госпиталя. Она все чаще плакала о погибших младенцах, все чаще вспоминала имя их усопшего отца. Потом умер и ее отец, но о нем она плакала сдержанней. Они выпили за упокой и опять закончили вздохами с разных концов материка. О матери она ничего не говорила, но беспокоилась за бабушку. Бабка в это время года не пела, они ждали ее песен. Грабору хотелось утешить Лизоньку, ему всегда хотелось ее утешить.

— Я люблю тебя, — говорил он. — Слава Богу, что мы живы. Знаешь, кто у меня в гостях?

— Догадываюсь.

Бартенов ерзал на табуретке, он принес рисунки и схемы, завернутые в местную русскоязычную газету. Он был почему-то трезвым, наверно, не было денег.

— Я это… энциклопедию нашел, — сказал он, трогая локоны. — Нет прощения… Там есть про опоссумов. Они добрые. Когда им страшно, делают вид, что умерли. Хивук магазин закрывает. Его скоро посадят или убьют. Я наблюдательный. Смотри, я нарисовал кое-что. Пока схематично, но потом…

Грабор, содрогаясь, посмотрел на чертежи тарантула с механической точки зрения. Страшный жук шел по пустыне на стальных костылях и был размером с гору. В каждый из его суставов были ввинчены блестящие болты, хитиновый покров походил на пуленепробиваемую жесть.

— Леонардо, — сказал Граб. — Я всегда чувствовал в тебе эту силу.

Батюшка хихикнул, забрал свой чертеж обратно в газету и потом, выставив локти на стол, сказал:

— А Колбаса-то: вот она! — он перекрестил пальцы на обеих руках по двое в виде решетки и уставился на Грабора многозначительно. — Вот она! — повторил он, тыча в нос Грабору свою решеточку. — Попалась! — Он расхохотался в самом простодушном изъявлении. — Вот и ее схватили. Будет знать. — Он заплакал, склонив голову над левым своим плечом. — Я все равно люблю ее. Сколько можно нас мучить?

Оказалось, что Эвелину остановили в русском районе Бруклина после празднования Первого мая: превысила скорость, была слегка навеселе. Жандармы отобрали навсегда ее машину и американскую мечту. Саму посадили в изолятор с черными проститутками. Ей удалось позвонить кому-то из девушек, они уже собирали спасательную бригаду.

— Слушай, Алекс, я давно хотел тебя спросить.

— Что?

— Ничего. Маленький вопрос из прошлого.

Поп перестал плакать, но участия в разговоре принимать не желал. Он думал, как все в жизни непросто устроено. Грабор тоже решил помолчать, разглядывая сверкающий внутренний овал столовой ложки. Он даже прислонил ложку к своему левому глазу, перед тем как спросить.

— Когда Лизонька здесь была, вы встречались на почте?

— Мы раньше…

— После этого вы встречались на почте? В очереди.

— Да, — Бартенов не мог понять, что от него требуется. — На почте много людей.

— Почему ты с нею не поздоровался? Вы ведь стояли рядом. Вы были знакомы. Вы пьянчили, ты все пирожки сожрал. Почему ты с нею не поздоровался? Ты не мог ее не заметить.

— Не мог, — Батюшка посмотрел на Грабора и швыркнул носом. — Я видел ее, пакет отправляла. С марихуаной?

— Почему ты не поздоровался? — Грабор начинал злиться. — Мы не курим марихуаны. Почему ты не поздоровался?

Алекс пожал плечами:

— Там было много людей.

— Хороших людей?

— Много людей!!! — Поп возмутился непониманию, он поднял вверх руки.

Грабор уставился на него серьезней прежнего.

— А если бы ты меня увидел в супермаркете, ты бы поздоровался? Меня, твоего соседа? Меня зовут Грабор. Это звучит гордо. Мы знакомы с тобой уже пять лет…