В: Не приметили вы в нём каких-либо странностей?

О: А что все примечали, то и я приметил. Чтобы такого да в услужение к джентльмену — как есть ирландская небывальщина. На лакейскую должность — с его силой и статью — он ещё годился. Но и только.

В: Вы разумеете, что на слугу при джентльмене он не походил?

О: Спору нет, приказы он исполнял недурно. Притом такому слуге хозяин мог без опаски доверить любую тайну. И пожитки тоже. Среди скарба на вьючной лошади был увесистый сундучишко, так этот самый Дик меня к нему близко не подпускал. В первый же день я было сунулся помочь поднести, а он меня и оттолкни. И так всю дорогу. В рассуждении хозяйского добра — цепной пёс, а не слуга.

В: Что ещё необычного было в его повадке?

О: А то, что хоть бы все вокруг со смеху помирали, он никогда даже не улыбнётся. Помнится, в Бейзингстоке выходим мы с ним поутру к колодцу, а там потеха: служанка за какую-то дерзость осерчала на конюшего, хвать ведро и за ним — хотела, значит, водой окатить, да только растянулась и сама облилась. Что смеху было! Покойник — и тот бы прыснул. А Дику хоть бы что. Стоит как на панихиде. И лицо такое, словно нашёл грош, обронил шиллинг.

В: Такого он был сумрачного нрава?

О: Скорее, недалёкого ума. Точно как с луны свалился. Ни дать ни взять деревянный истукан. Иное дело — с женским полом. Вот я, с дозволения вашей чести, расскажу один случай…

В: Хозяин внушал ему робость?

О: Не похоже, сэр. Услужал он хозяину исправно, однако ж и без особой прыти. Дадут знак — он и делает что велено. Кое-какие знаки я разобрал и пытался с ним объясниться, да только зря старался.

В: Отчего же?

О: Уж и не знаю, сэр. Всякие немудрёные приказы — «помоги привязать», «пособи поднести» — это он понимал. Но когда я от нечего делать хотел по-приятельски разузнать, как он живёт, что у него на душе — не понимает и всё тут. Точно я говорю по-валлийски, как моя матушка.

В: Может, не такой он был и простак?

О: Может быть. Если призадуматься, может, и правда.

В: У меня имеются показания мистера Пуддикумба, хозяина «Чёрного оленя». Он приводит ваш рассказ, будто однажды ночью с Диком случился припадок безумия.

О: Мало ли я баек по пути насочинял. Что называется, для красного словца.

В: Так это не правда?

О: На то была воля мистера Лейси и джентльмена, сэр.

В: Это они вам велели распустить слух, что парень от луны мешается в уме?

О: Не то чтобы именно про это. Но раз у Дика язык связан, то, чтобы люди на нас не косились, мне было наказано изображать отчаянного пустомелю — нести что в голову взбредёт.

В: Не сказывали вы служанкам, чтобы они Дика остерегались?

О: Может, и сказывал, сэр. А коли сказывал, то совет нелишний.

В: Как вас понимать?

О: Он же не кастрат итальянский, не Харянелли [98] . Что с изъяном, это правда, но ведь не такого рода изъян.

В: Вы намекаете на его связь с горничной Луизой?

О: Именно, сэр.

В: И с иными девицами, что встречались в пути?

О: На других он и не глядел, сэр. Другие — так, баловство. Ну разве что приволокнётся за какой бабёнкой на кухне у Пуддикумба.

В: А вам, Джонс, разве не вздумалось приволокнуться — да ещё как бессовестно?

О: Шутил, сэр, право, шутил — и больше ничего. Много ли мне от неё было нужно? Один поцелуй.

В: И одна ночь в её постели?

О: Как быть, сэр, ведь я ещё не так чтоб стар. Я как-никак мужчина, и меня, с позволения сказать, порой разбирает. А тут эта фефёла: как взглянет на меня за ужином, так и осклабится. Самая обыкновенная деревенская клуша.

В: Хорошо. Вернёмся к Луизе. В каких вы сейчас мыслях касательно того, о чём рассказывали мистеру Лейси — что будто встречали её у заведения Клейборн?

О: Ту-то я видал мельком: прошмыгнула мимо — и в дом. А ночью при факелах хорошо не разглядишь. Я говорил мистеру Лейси, что не могу ручаться, а теперь точно знаю: ошибался. Глаза наши злоискательны: всё-то им видится дурное. То была не Луиза, меня обмануло сходство.