— Понимаю, все понимаю, Игорь Петрович. Мне довелось в прошлом году побывать в Японии.

— Ну-ка, ну-ка, расскажите, как они там безо всяких БРИЗов действуют.

— Наши БРИЗы, конечно, не даром едят хлеб. У нас нет недостатка в инженерных идеях, порою очень смелых, оригинальных. Беда в неоперативности, как только дело доходит до реализации какой-нибудь идеи...

И остаток времени они проговорили о том, что бы нужно сделать для ускоренного освоения новой техники.

— Завидую вам, — сказал на прощанье Плесум. — Вы молоды и наверняка доживете до того времени, когда мы оставим позади всех и вся. Ничему я теперь не завидую, кроме молодости.

— Да мы с вами, Иван Иванович, еще встретимся на баррикадах технической революции! — весело ответил Ломтев.

— Скажете тоже — на баррикадах. Во всяком случае, буду подносить «патроны», если спишут в нестроевые...

Поезд ушел на восток, где за Ковыльным увалом, над Ярском, полнеба охватило ровное высокое сияние, на фоне которого четко рисовалась целая роща заводских дымов. Утром Плесум, не заезжая в управление комбината, отправился на строительную площадку, к Дроботу.

— Как поживаешь, генеральный подрядчик?

— Генеральный! Меня давно превратили в захудалого субподрядчика, никто со мной не считается, хожу, уговариваю всех.

— Непохоже на тебя, Петр Ефимович.

— Повеселел. Делегации принимаешь, банкеты устраиваешь! А ко мне посылают одних контролеров. Всяк хочет знать, почему туго растет домна.

— В самом деле, почему?

— Все лыбишься! Мне бы твой латышский характер, твое железобетонное спокойствие!.. — Он медвежковато переминался с ноги на ногу, как боксер перед схваткой.

Но Плесум и не думал принимать бой.

— Александр Николаевич Светлов, мой предшественник, отгрохал вторую домну в считанные месяцы, получил высокую премию. Ты думаешь, Иван Иванович, мы не сумели бы так? Сумели! Дай только деньги и материалы. А мы вынуждены отступать от достигнутого Светловым. Нам растянули график чуть ли не на целый год. Вот и к о в ы л я е м по графику.

— Знаю, Ефимыч, знаю.

— Который месяц тащусь с твоей печуркой и все притормаживаю, как шофер на похоронах. Была бы еще печка мощная, куда ни шло, а то ведь средняя по нынешним временам.

— Ты же помнишь, как я воевал за большегрузную домну.

— Плохо воевал, раз не добился. И теперь вяло воюешь, если план не обеспечен материалами.

— Говорят, что других забот много.

— Слыхал, слыхал, что не хватает утюгов, никелированных кроватей и еще чего-то там. Эх, проутюжить бы наших экономистов!

— Что у тебя такое приключилось? Говори толком.

— Нестандартное оборудование держит Ярский завод.

— Лаби, позвоню в горком, нажмут.

— Вербованных рабочих негде расселять.

— Отдам тебе до осени новое общежитие, которое ты наконец достроил. Мы всегда можем договориться по всем вопросам, — миролюбиво заметил Ян Янович.

— Уволь, уволь от такого мирного сосуществования! Подрядчики с заказчиками будут схватываться даже при коммунизме...

Они вдвоем обошли стройку. Четвертая домна уже поднялась в полный рост. Те, первые три, были одна другой меньше и стояли точно по ранжиру. С виду это было красиво. Но в этом их ранжире как бы отразилась нелегкая судьба всего комбината. Плесум тронул своего спутника за локоть.

— А на пуск-то, конечно, пожалует сам товарищ Голосов.

— И еще речь закатит.

— На пуск домны съезжаются, как на свадьбу, все дальние родственники.

— Он-то считает себя крестным отцом.

— Да, пожалуй.

— Лучше уж быть круглой сиротой, чем иметь такого крестного. Ну, ладно, Иван Иванович, я поехал в трест.

Плесум тоже отправился в заводоуправление. Он был доволен, что комбинат постепенно выходит в люди, начал давать прибыль. В текущем году выплавка стали достигнет без малого четырех миллионов тонн. И доменный цех становится на ноги. Жаль, новая печь маловата... Чугун все равно придется завозить. Хвост выдернешь, нос увязнет... Как его сегодня подковырнул Ефимыч, что плохо воевал за большую домну. Нужно было действовать через голову министра. Так духу не хватило. Сначала обрадовался, что решили строить какую-никакую печь, а потом было уже поздно. Эх, Ян, Ян, сговорчивый ты слишком.

Его с утра ждал инженер Войновский.

— А-а, Николай Михайлович! Проходите.

Войновский доложил, что все готово к опытной плавке природнолегированной стали в конвертере, с продувкой кислородом.

Плесум поколебался две-три минуты, но сказал твердо:

— Лаби, я согласен.

Войновский медлил, не уходил, Ян Янович обратил внимание, как он изменился: похудел, глаза ввалились.

— Вы здоровы, Николай Михайлович?

— Вполне.

— Тогда действуйте.

Войновский аккуратно сложил свои бумаги в кожаную папку, нехотя поднялся и пошел к выходу.