— Не требуется,— вздыхает сторож.

Наступает миг истины. Да, он был дружен с одним типом, который пообещал ему миллион франков за отключение сигнализации и за содействие в проникновении грабителя на территорию завода. Да, он получил половину обещанной ему суммы. Остальное должен был получить позже.

Показываем ему фотографию Гранта. Бурже не сомневается,— это он завербовал его, соблазнив деньгами.

— Считай, что тебе повезло,— говорю я сторожу.— Вместо пятисот тысяч франков, он бы тебе не пожалел только лишь одной пули... Этот месье не любил свидетелей...

Попытки добиться от сторожа еще так необходимой нам информации ничего не дают. Грант не был откровенен. Каждый в его команде знает только то, что должен знать. Профессионально, ничего не скажешь!

— Простите меня,— обращаюсь я к своим друзьям,— побудьте в моем кабинете, пока я переговорю со Стариком... Нас ждут великие дела. Я предчувствую это!

— Как, прямо сейчас? Но ведь уже два часа нового дня,— заводит свою пластинку младенец Пино.

— Железо куют, пока оно горячо! — упрекаю я его.

Спрашиваю по телефону, сможет ли меня принять шеф.

«Он ждет вас»,— отвечают мне.

* * *

Что меня больше всего подкупает в Старике, так это его горение в работе. В критических ситуациях он практически не покидает свой кабинет. Мраком покрыта его личная жизнь. И даже иногда начинаешь сомневаться, есть ли она у него. Я никогда не видел рядом с ним женщину. Иногда мне хочется привести в его кабинет обнаженную Софи Лорен, чтобы понаблюдать за его реакцией.

Конечно же, в данный момент подобные мысли в моей голове отсутствуют.

Он заботливо усаживает меня в кресло.

— Хорошая работенка, Сан-Антонио, правда!

— Да,— соглашаюсь я, глядя ему прямо в глаза.— Правда я считаю, что вы не были правы, когда настаивали на выжидательной позиции по отношению к действиям Гранта.

Старик проглатывает мои слова, как касторовое масло. Но гримаса не задерживается долго на его лице. Он благородный человек и умеет признавать свои ошибки, хотя сам их никогда за собой не замечает.

— Итак, где мы находимся? — спрашивает он.— Что вы узнали?

Я скрещиваю свои натруженные руки на животе.

— Второй сторож завода только что признался нам, что это он, подкупленный Грантом, отключил на заводе сигнализацию.

— И что эта новость нам может дать?

— Она проливает свет на некоторые детали дела.

— Например?

— Начнем все с самого начала, как вы рекомендуете делать нам... У нас есть взломщик сейфов, вор, убийца. Это итальянец Диано, скрывающийся во Франции от собственных властей. Он является давним сотрудником Гранта, который и сейчас хотел «воодушевить» его на ограбление сейфа авиазавода.

— Все правильно,— кивает головой Старик.

Отрицать было бы непростительно, так как это только бы удлинило срок расследования. Я продолжаю:

— Диано противится, или делает вид, что противится воле Гранта... Мы уже не узнаем об этом. Впрочем, это неважно — был ли он сообщником Гранта или выполнял нашу волю.

Старик перехватывает инициативу и продолжает:

— Грант знал, что мы позволим Диано выполнить его задание, так как понимал, что для нас это единственная возможность не потерять след, ведущий к шпионской организации. Диано вскрывает сейф...

— Но ничего из сейфа не уносит,— заканчиваю я его фразу.

Брови шефа ползут вверх.

— Как это, ничего? Вы же сами сказали, что видели пустой сейф после того, как там побывал Диано.

— Видел!.. Но карманы Диано тоже не были полными!.. Припрятать документы, вынесенные с завода, он не мог, так как я наблюдал за ним от двери до самого рокового выстрела Гранта...

— А не мог ему помочь в этом деле сторож Бурже?

— Нет... Это такой жалкий и бездарный притвора, что хитрый лис Грант ни за что не доверил бы ему секретные бумаги.

— Наверное, вы правы,— соглашается Старик.

Некоторое время он молчит, любуясь безупречным видом

манжет с позолоченными запонками. Затем своим спокойным голосом, похожим на журчанье ручья среди высоких трав, подводит итог:

— Итак, Диано вскрывает сейф. После этого Грант убивает его, будучи уверенным, что у итальянца нет никаких секретных документов.

— Именно так. А убивает только для того, чтобы он не мог сообщить нам о том, что сейф пуст.

— Абсолютно точно.