– Так точно,- кивнул полковник, как всегда немного угрюмый.

– И насчет порядка и разоружения и прочего... Нет, я помню, что сам это сказал. Не надо мне подсказывать! Только, понимаешь, "мягше" надо быть с "людями". Понял? Стресс у них сейчас, как после войны. Так что и порядок, и восстановление, и разоружение, и кого надо под суд - это все правильно. Только медленно, спокойно и неотвратимо. Так, чтобы без шума, без крика... Это как раз твоим там надо подсуетиться втихую и следователям. И не хмурься на меня, не хмурься, полковник! У нас с тобой такая гора с плеч...

– Так точно, гора...

– А-а-а... Так там же твои были как раз?

– Одного все еще ждем и надеемся. Еще один на связи постоянно.

– Представление на них дай. Наградим. И этот, майор, как там его...

– Подполковник Сидорчук, товарищ генерал-полковник.

– Си-дор-чук... Тот самый, значит?

Полковник только развел руками.

– ...И уже подполковник. Ну, ладно. Пора уже ему. Представь к званию. От вас представь, от вашего отдела. Но пусть он там остается. Пусть снова там свой спецназ набирает и муштрует. Там, в Молотове. Он женат, кстати?

– Был женат. Разведен.

– Вот и ладно,- непонятно чему обрадовался министр, хитро щуря глаза.- Вот ему звания и хватит. А всех остальных - наградить. Наших, я имею в виду, ясно? Списки к утреннему заседанию чтобы были. Согласуешь там с кадрами. За мужество и тому подобное в условиях чрезвычайной ситуации.

– Разрешите исполнять?

– Разрешаю, разрешаю...

И вдогонку открывающему дверь полковнику сухо и жестко:

– А статистику по исчезновениям - теперь ежедневно мне на стол. За подтасовку - звезды снимать, папахи отбирать. И динамику мне, динамику - тоже ежедневно. Ясно-понятно?

...

А в Молотове шел снег. Зима на Урале бывает холодной или очень холодной. Но снег был всегда. Обычно с ноября по апрель. Иногда сугробы не таяли даже в мае. А были года, когда внезапно налетевшими снежными бурями ломало деревья даже в июне. В этот раз после небывало жаркого и сухого лета снега не было почти до самого конца декабря. Под Новый год, как положено, как бывало в детстве, плавно и празднично полетели огромные медленные сверкающие в ярком электрическом свете снежинки.

В некоторых окнах недавно еще сплошь темных многоэтажек зажглись огни.

– Люди...

– Ага. Даш, а ты, правда...

– Дурак.

– Ага...

Из-за темного угла вывернулось темной плотной массой, загремело, защелкало металлом.

– Стой! Стой! Кто такие?

Забегали по лицам лучи фонарей.

– А-а-а... Товарищ майор? Гуляете?

– Гуляем, гуляем. Ну? Я же не один, видите...

– Ну, да... Хоть и все уже, но не один - это правильно. А погодка-то, погодка...

– Скоро Новый год.

– С наступающим вас! И поосторожнее тут. Мало ли...

– Ладно-ладно. Не пугайте мне девушку. Ну, мы пошли?

Под скрип снега отряд дружинников свернул к речному вокзалу.

– Вот скажи мне, Сидорчук, вояка хренов...

– Не ругайся!

– Нет, ты мне все-таки скажи, подполковник. Ты на мне жениться, как - думаешь? Или так просто выгуливаешь?

– Я же тебя люблю, Дашка.

– Вот и я тебя - аналогично...

– Правда-правда?

– Правда-правда.

По пустынной ярко освещенной набережной в сторону моста уходили, обнявшись, двое. Жизнь продолжалась, несмотря ни на какие эксперименты и чрезвычайные ситуации.