Шрифт:
– Сенечка, папа уезжает! Идем, сынок! Нужно, чтобы вы попрощались!
Шлепая босыми ножками, мальчик вышел из комнаты и в прихожей увидел отца. В военной форме, с чемоданом в руке. Лицо суровое, напряженное. От него веяло таким отчуждением, что Арсений заплакал. Отец подхватил его на руки, крепко прижал к груди, расцеловал в глаза и негромко сказал:
– Запомни, мальчики не плачут!
Затем тяжело вздохнул, обнял маму, подхватил чемодан и, резко повернувшись, вышел…
Почти год мама плакала каждый день. Отец все не возвращался, лишь следующей весной, когда Арсений с мамой шли из детского сада, на бульваре к ним подошел крепкий загорелый мужчина. Арсений не сразу узнал в нем отца, слишком непривычно тот выглядел. Странная худоба сделала его лицо старше, сильно загорелая кожа стала почти коричневой. Волосы выгорели и теперь походили на спелую пшеницу, совсем такую, какую Арсений видел в книжке, что ему читала по вечерам мама. Так отец вернулся из первой командировки. Затем их было много, в разные страны, на разные континенты. Когда Арсению исполнилось одиннадцать, мама начала ездить с отцом. После окончания академии отец перешел на другую службу, и воспитанием Арсения в отсутствие родителей стали заниматься дед с бабушкой.
Арсений вырос, окончил школу, легко поступил в институт, но вскоре бросил его. Не понравилась выбранная специальность. Дед ворчал, что, мол, лучше бы пошел по стопам отца, но Арсений уже вполне определился с выбором. Занятия спортом закалили не только тело, но и душу. Когда в военкомате узнали, что он кандидат в мастера спорта по десятиборью, выбора ему не оставили. Но даже в Афганистане Арсений ни о чем не жалел. Служба ему нравилась.
…Неясный шум долетел откуда-то издалека. Арсений встрепенулся. Небо на востоке уже начало сереть. Предрассветная мгла сгустилась. Отодвинув бесполезный бинокль, он нахлобучил шлем с прибором ночного видения и ахнул!
Инга поеживалась от вечерней прохлады. Тепло костра согревало лицо и руки, а спину откровенно морозило. Дневная жара уже давно сменилась ночным холодом. Почти все спутники уже улеглись, у догоревшего костра осталась лишь она и Валера. Он неторопливо подбрасывал сучья в огонь, раскаленные угли сначала темнели, а затем, будто опомнившись, начинали сверкать, накаляться. В них появлялись тонкие язычки белого пламени, которые принимались лизать сухое дерево, заставляя его корчиться и потрескивать. Так продолжалось до тех пор, пока сучья не вспыхивали, быстро сгорая в жаре костра, становясь неотличимыми от тех раскаленных углей, что лежали там прежде.
– Тебе здесь нравится? – спросил Валера, пошевеливая кучку углей.
– Ты имеешь в виду в горах? – уточнила Инга.
– И в горах и вообще… с нами.
– Да, разумеется. Жаль, что я подвела вас. Сегодня прошли меньше, чем намечали, вчера то же. Все из-за меня.
– Ничего, это не страшно. У нас есть запас времени. Контрольных точек на маршруте нет. С контрольно-спасательной станцией мы должны связаться только через десять дней. Так что мы полностью предоставлены сами себе. Не волнуйся.
– Ты ведь не об этом хотел со мной поговорить, – задумчиво произнесла Инга.
– В общем, да. Что у тебя случилось, перед тем как ты согласилась пойти с нами?
– Разве тебе это интересно? – переспросила Инга.
– Меня волнует все, что связано с тобой! – с нажимом пояснил Валера.
– Ты не хочешь понять очевидного. Я не пара тебе! Хотя и родители привыкли думать, что я рано или поздно выйду за тебя замуж. Думаю, это невозможно. По очень простой причине. Я отношусь к тебе как к брату, вот только никаких иных чувств ты у меня не вызываешь. Оглянись! Посмотри, сколько хороших девушек тебя окружают! Почему ты не хочешь понять такой простой вещи, что я никогда не стану твоей? Ты отличный парень, замечательный друг, но мне нужен совершенно другой мужчина! – возбужденно заявила Инга.
– Какой? Скажи, какой мужчина тебе нужен? Я постараюсь им стать!
– Ты особенный, но сердцу не прикажешь! Пойдем лучше спать. Я устала, а завтра снова идти. Только давай договоримся, больше не будем возвращаться к этому разговору. Ничего хорошего из этого не выйдет! – остановила его Инга.
В палатке она натянула еще один свитер и, забравшись в спальный мешок, устроилась поудобнее. Вскоре пришел и Валера. Он тяжело вздохнул, расправил спальник и, рухнув на него, некоторое время лежал на спине, затем осторожно, стараясь не потревожить девушку, тихонько обнял ее и прижал к себе. Инга чувствовала его горячее дыхание на своей шее, но делала вид, что спит. Хотя о каком сне можно было теперь говорить? Может быть, если бы он еще года два назад осмелился и сказал бы о своих чувствах, то все было бы совершенно иначе. Но тогда, в тот вечер, возвращаясь домой с вечеринки, он только долго-долго смотрел ей в глаза, так и не сделав ни единой попытки хотя бы просто поцеловать. Инга прекрасно помнила, что произошло в ту ночь.
Валера проводил ее до подъезда, долго говорил что-то, рассказывал о новой работе, но она почти его не слушала. Весенняя ночь будоражила, дурманила. Хотелось чего-то необыкновенного, безумного. Кровь бурлила, кружила голову. После последнего танца с Валерой она еще не пришла в себя. Инга чувствовала, как он хочет ее. В этом не было ни малейших сомнений. Самым чудовищным стало то, что желание захватило и ее. Теперь, стоя у подъезда, она думала только о том, что родителей нет дома и нужно всего лишь как-то намекнуть об этом Валере. Слова крутились на языке совсем не те, а он упорно не желал вникать в их смысл. Наконец Инга просто предложила ему зайти.
– Нет, Инга, неудобно. Как-нибудь в другой раз. Поздно уже, давай прощаться! – поспешно проговорил Валера и зачем-то пожал девушке руку.
Он ушел, размахивая руками, быстро, словно чего-то испугавшись. Инга так и осталась стоять у подъезда, готовая разреветься от обиды. Мысль о том, что сейчас нужно будет подняться в пустую квартиру, была ей невыносима. Она пошла, не разбирая дороги, прочь от дома. В соседнем дворе какая-то запоздалая компания устроилась на детской площадке. Ее окликнули. Не соображая, что она делает, Инга подошла к сидящим на карусели парням. Две девицы, что были с ними, возмущенно зашушукались.