Шрифт:
– Не стоит беспокоиться, – впервые подал голос незнакомый седовласый старик. – Я провожу Лизавету Петровну до дома. Пойдем, Вета… – Он подал Голицыной руку, она тут же вцепилась в нее, и они поковыляли к двери.
Когда старики выползли из кабинета, в бой опять ринулась Фроська:
– Господин адвокат, вы мне растолкуйте, пожалуйста, может, я чего-то не поняла…
– Чего именно?
– Я не поняла, кто стал основным наследником?
– Я же ясно прочитал, Железнова Анна Вя…
– Эта чмошница? – Ева брезгливо тыкнула пальцем на перепуганную девчоночку. – Но ей досталась только халупа и какие-то сараи…
– Квартира, сарай и земельный участок, если быть точным.
– А кому бабка завещала коллекцию драгоценностей?
– Ни о какой коллекции в завещании речи не было.
– Как не было? Всем здесь присутствующим известно, что у старой карги было цацок до е…ной матери! Она всю жизнь их собирала! Я помню, как в детстве примеряла их! Это не просто украшения, это антикварные украшения! Им теперь цены нет! – все больше распалялась Ева. – Где они?
– Уж кому об этом знать, как не тебе, – процедил Дусик, уставший сдерживать свое возмущение. – Ведь именно ты заграбастала себе старухину квартиру со всей антикварной мебелью…
– Мебель я заграбастала, это точно, только ни единой цацки не нашла…
– И картины, – не унимался Дусик, – а им, между прочим, тоже цены нет…
– Да иди ты, козел!
– Я про саму квартиру молчу! Она теперь лимонов десять стоит!
– Она стоит пятнадцать, но это не твое собачье дело, понял? Я в эту халупу вложила столько бабок, сколько в твою раскрутку не вкладывали!
– Сука ты, Фроська! – зло выкрикнул Дусик. – Жадная сука! Обобрала бабку на старости лет, меня пробросила – ни единой задрипанной картины не отдала, – а все тебе мало!
– Да, я сука, – выплюнула она. – И что? Да, если бы я не была такой, все антикварное барахло бабка бы распродала еще до своей кончины! Ты не жил с нами, не знаешь, что она постоянно таскала картины и посуду в ломбард! Она же не привыкла себе ни в чем отказывать! Она привыкла жрать икру на завтрак и ее же втирать в кожу головы, чтоб волосы блестели!
– Пошла бы да заработала бабке на икру! Или тебе трудиться было западло?
– Я бы пошла, только чтобы получить нормальную работу, надо было раздвигать ноги, а бабка меня блюла! В десять я должна была явиться домой, а раз в год проходить обследование у гинеколога на предмет наличия девственности, иначе она грозилась выгнать меня из дома так же, как потом выгнала тебя! – Ева в сердцах швырнула сумку на пол. – Поэтому, чтобы выжить и сохранить квартиру, мне пришлось избавиться от бабки… В чем я нисколько не раскаиваюсь!
– Потому что ты бесстыжая! И можешь мне тут сказки про свою девственность не рассказывать! Я лично видел, как ты в семнадцать лет трахалась с бабкиным ухажером! А ему, между прочим, было не меньше шестидесяти!
Неизвестно, чем бы закончилась их перепалка, не исключено, что дракой, если бы в этот момент не раздался насмешливый голос Эдуарда Петровича:
– Ай да детки у меня выросли! Любо-дорого посмотреть…
– Да пошел ты, – устало огрызнулась Ева. – Тоже мне ангел с крыльями…
– Я, может, и не ангел, но никогда бы не вышвырнул женщину, которая меня воспитала, из собственной квартиры. Как это получилось у тебя, дочура? Без аферы тут точно не обошлось, а ты ведь всегда так уважала закон…
Ева ничего не ответила, но не потому, что ей нечего было сказать, просто она устала тратить силы на глупую перебранку. Папаша тоже заткнулся, но Дусик отмалчиваться не собирался, отдышавшись, он заговорил с адвокатом:
– Петр Алексеевич, дружок, скажите-ка мне вот что… Если драгоценности в той халупе, что завещали этой… как ее… ну… – он дернул подбородком в сторону задрипанки, – Анне, что ли… Так вот, если они там, кому они достаются?
– Ей и достаются, потому что Элеонора Георгиевна ясно указала в завещании, что оставляет Анне Вячеславовне не только квартиру, но и все имеющееся в ней имущество.
– Но это несправедливо!
– Такова воля вашей бабушки.
– Послушайте, – Дусик вскочил, подбежал к столу и вцепился в его край трясущимися пальцами. – Послушайте, тут же напрашивается явный вывод… Это она убила бабку, я слышал, ее зарезали, так вот, это Анна… Больше некому! Она знала, что станет наследницей всего, вот и…