Теперь о том, что мне Кадыров рассказал о гибели Саши. Они получили задание выйти в поход на помощь ребятам, которые попали в засаду (точно не назову кто, какая часть). Саша как начальник штаба не должен был идти на эту операцию, но надо знать Жукова! Он был слишком настойчив, и Кадыров ему разрешил. Действительно, они встретили пастуха, местного, который предупредил, что их в ущелье ждет засада.

Они рассуждали так: если вернуться, не оказать помощь, сочтут за предательство (возможно, мною неверно подобрано слово), за невыполнение приказа. Продолжили путь, отправив на разведку первую роту. Кадыров сказал, что она продержалась недолго. И не успели укрыться, когда начался шквальный огонь.

Кадыров послал Жукова к ребятам-гранатометчикам, которые отошли немного вперед, чтобы те начали обстрел душманов. Он мне признался, что, отправляя Сашу туда, был уверен, что под таким огнем он не добежит к ребятам. Но он добежал и вернулся! Сказал: «Я не смог их заставить выйти из укрытия!»

Кадыров ему ответил: «Надо было одного застрелить, остальные бы вышли и обработали склон».

Этого не сделали (я ребят понимаю!). А у остальных не было шансов выжить.

Тут же, где они разговаривали, был ранен… (Кадыров называл фамилию, но я сейчас не вспомню). Саша его перевязал, сел рядом и попросил закурить. Кадыров говорил, что было все, как в замедленной съемке: пуля попала Саше в сонную артерию. Жуков упал на раненого, которого только что перевязал, спасая его таким образом от дальнейшего обстрела снайпера. Об этом мне, уже много лет спустя, рассказал один офицер в военном санатории…»

Для справки. Тридцать лет спустя участники боя не могли вспомнить, о каких гранатометчиках идет речь. Возможно, это был «АГС-17» («Пламя») у мотострелков, прикомандированных к батальону. Но даже если бы его удалось развернуть под шквальным огнем, то стрельба в ущелье с крутыми склонами и шириной до пятидесяти метров обратилась бы против обороняющихся. Засада была устроена по обеим сторонам ущелья, в авангарде и замыкании батальона на протяжении полутора километров. Грамотно и плотно. Прав оказался безымянный чабан: разведчиков ждали.

«Просмотрел все, что доступно по запросу о Шаеста (Кишим, Яварзан, 3 августа 1980 г.). Доступных афганских источников по этому времени не обнаружил».

«В памяти сохранилось почти все. Забыл только некоторые фамилии.

2 августа 1980 года командир разведывательного батальона майор Кадыров отдал приказ выдвинуться на бронетехнике в район населенного пункта Талукан (в памяти у меня этот город, после него, наверное, был Кишим), оставить технику с водителями и пулеметчиками и кого-то из офицеров, а остальному личному составу в пешем порядке пойти в горы на помощь мотострелковому батальону. Нас было примерно 100–110 человек: первая и вторая разведывательные роты, управление батальона, разведывательно-десантная рота, которой командовал я, старший лейтенант Тарнаев, и приданные подразделения из 149-го мотострелкового полка.

Перед предгорьем командир батальона принял решение не выставлять при движении боковое охранение, так как это замедляло движение батальона. Оставили только головную походную заставу из первой разведроты в количестве двадцати человек, так как к назначенному времени мы не успевали выйти в указанный район. Спорить с командиром или ему что-то советовать было бесполезно.

В 6.00 мы вошли в ущелье в указанном ранее порядке. Через несколько часов движения был объявлен привал. Дистанция между ротами была 50—100 метров. Первая разведрота в ущелье зашла за поворот. Вот тут все и началось. Нас просто ждали. С первых выстрелов я был ранен в голову. Закричали, что меня убили. Меня заменил старший лейтенант Ананьев В.А.

По нам сначала вели огонь с левой стороны с гор по направлению нашего движения. Ущелье в этом месте было шириной метров двадцать. Мы видели, что обстреливалась и вторая разведрота с управлением батальона, но пробиться к ним мы не могли. Впереди, где находилась первая разведрота, шла интенсивная пулеметная и автоматная стрельба, позже слышались разрывы гранат. Только с рассветом (4 августа) мы узнали, что первой разведроты уже нет. Она погибла, остался только один живой солдат – тяжелораненый.

Бой шел на трех участках. Связь отсутствовала. Батальонная радиостанция была разбита, начальник радиостанции старший сержант сверхсрочной службы В. Кузнецов отстреливался из пулемета и погиб. На его теле были следы разрывных пуль. Осталась радиостанция только у меня (Р-129), тяжелая, которая перевозилась на ишаке, во время боя она была далеко от нас. Стали окапываться и строить укрытия из камней. Ситуация была сложной, огонь очень сильный и плотный, но команды выполнялись четко.

Вошли в связь со штабом дивизии. Там обругали нас, как могли, грозились наказать (сеанс связи шел открытым текстом, времени шифровать не было). Нам просто не поверили, а бой длился уже больше часа. К полудню боеприпасы были на исходе, их собирали у убитых.

По ущелью протекала горная речка, шириной полтора-два метра и глубиной в полметра. Несколько солдат и я укрылись под правым берегом. В это время по нам уже били с двух склонов. Мы были закрыты только с одной стороны. Вода была ледяная. К нам пристрелялись. Мы находились на близком расстоянии от душманов. По всей видимости, они были уверены, что уничтожат нас быстро, вся рота была в поле зрения.

В полдень прилетели вертолеты. Стали сбрасывать нам ящики с патронами, но высота была большой, и много патронов оказались поврежденными. Огневой помощи вертолеты нам практически не оказали, боялись задеть своих. Уж очень близко мы были от душманов.