Шрифт:
Кортеж благополучно достиг Перуджа, где епископ оказал мне прекрасный радушный приём. Но душа моя томима тоской по Риму. Безусловно, я счастлива, что вскоре стану герцогиней Феррарской, но, увы, нас, возлюбленный мой отец, ожидает долгая разлука.
Обещайте присылать мне весточки, мне отрадно будет их получать, зная, что Вы не забыли свою Лукрецию. В знак дочерней любви я отсылаю вам перстень, который изготовил для меня сам Иероним Дичелло, ювелирных дел мастер. Передаю Вам сию ценность с доверенным человеком. Будьте к нему снисходительны – он предан мне более жизни.
Лукреция Борджиа Бисельи, любящая дочь».
Поздно вечером, удалив служанок и камеристок из своих покоев, мадонна Лукреция сидела за туалетным столиком, смотрясь в зеркало. План мести окончательно созрел, но отсутствовало главное – яд. Герцогиня была в смятении: где же его взять? – ведь флакончик кантореллы она подбросила своей несчастной служанке, которую затем обвинили в отравлении Адрианы де Мила. О, как она теперь сожалела о своей непредусмотрительности!
За размышлениями она не заметила, как заснула, облокотившись на резную поверхность туалетного столика. Сон, застигший её врасплох, навалился тяжело, сдавливая грудь и затрудняя дыхание. Лукреция чувствовала, что ей тяжело дышать. Неожиданно она оказалась в зале Creazione.
Стоя на холодном мраморном полу босыми ногами, облачённая в одну лишь тонкую рубашку, она увидела вошедшего в зал мужчину. Это был Асмодео ди Неро.
– Дорогая моя, Лукреция. Так вы простудитесь, дитя моё. – В его руках оказались меховые домашние туфли и тёплая накидка. – Рад снова вас видеть, мадонна. Разве вы не желали нашей встречи ещё недавно? Не сетовали на то, что, я – ваш истинный отец, забыл о своей прелестной дочери?
– Да, я желала вас видеть, это правда…
– Прекрасно, вот я перед вами. Что желаете, мадонна? – Амодео согнулся в подобострастном поклоне. – Может быть, справиться о здоровье младенца, вашей дочери?
Лукреция постоянно пыталась забыть ту страшную ночь в монастыре Сан-Систо, но напрасно: страх и угрызения совести мучили её постоянно, по ночам снилась Каберия, истекающая кровью.
– Напрасно, мадонна вы грызёте себя – в том нет вашей вины…
Лукреция встрепенулась, понимая, что Асмодео проник в её мысли.
– Я могу видеть свою дочь? – поинтересовалась она, меняя тему разговора.
– Конечно, для этого вы – здесь, – подтвердил Амодео.
– Слишком неожиданно. Прошлый раз, когда я рожала, вы прислали за мной карету.
– Не усложняйте, дорогая. Тогда вы – рожали, сейчас же – нет: достаточно лишь вашего сознания. Идёмте.
Лукреция проследовала за хозяином. Вскоре она оказалась в просторной комнате, задрапированной тёмно-синим шёлком. На кресле, в центре помещения, сидела кормилица, державшая на руках пухленькую девочку, завёрнутую в одеяльце.
– Ваша дочь: Габриэлла.
– Красивое имя, – сказала Лукреция, рассматривая девочку, пытаясь понять: на кого же она похожа?
Амодео тактично удалился.
Лукреция очнулась: её голова покоилась на столешнице туалетного столика, локоны разметались во все стороны, ниспадая золотым дождём. Мадонна пыталась собраться с мыслями: то, что она видела – сон или она действительно была в Creazione.
Лукреция заметила письмо, прислонённое к зеркалу, приподняв его, она увидела знакомый флакон со смертельной жидкостью.
«Значит, я действительно видела дочь и разговаривала с ди Неро». Мадонна развернула письмо, узнав знакомый почерк.
«Signora!
Надеюсь, этот маленький флакон поможет обрести Вам покой в Ферраре. Так или иначе, но – вы моя дочь, и кем бы я ни был – я Ваш отец. И Ваша судьба мне не безразлична. Дни Родриго Борджиа сочтены, если то, что вы задумали, не сделает преданный Сержио, – поверьте, он будет предан Вам, пока не испустит последний вздох, – это сделают римляне. Понтифик исчерпал себя: жестокости и вседозволенности также есть предел, нарушать который нельзя даже мне».
В конце сентября, когда герцогиня Борджиа Бисельи стала ещё и герцогиней Феррарской, семейство д’Эсте получило скорбную весть из Рима: понтифик скончался в страшных муках.
Лукреция искусно изображала безутешное горе дочери, но душа её ликовала: она свободна от прихотей Родриго и сможет спокойно жить с третьим мужем, не опасаясь, что в один прекрасный момент понтифик пожелает его смерти.
Эпилог
Полину Разумовскую похоронили рядом с матерью на маленьком кладбище рядом с церковью Вознесения. Процессия прошла скромно, в присутствии бывшего мужа, дочери и Надежды Павловны.