Забавно. Где Фэньхундао, а где Три Столба. Что же она, сбежала сюда, чтобы начать честную жизнь? Если вы скажете, что такого не бывает, отвечу: как бы не так! Всё бывает. И если бы не странная сцена в таверне на Семёрке, я бы так сам сразу и подумал. А сейчас подумал иначе: кажется, в мире снова начинаются тревожащие подвижки.

А с другой стороны, когда это мы жили спокойно?..

Ладно, не отвлекаемся.

Я открыл фолиант и начал методично перелистывать листы. С какого-то момента засёк, что страж мой напрягся и нервно сопит, но – решил его игнорировать. Пусть сопит.

Наверное, на неподготовленного человека, да ещё и члена профсоюза грузчиков, зрелище быстро читающего человека должно оказывать мозго-дробительное воздействие.

Что сказать? Шериф был ни при чём. Имея такие материалы, он не мог не завести дела. Хорошо ещё, что он не пристрелил Игната на фиг в момент задержания. Потому что такие негодяи не должны топтать землю и поганить небо, и тому подобное.

Те, кто придумал и срежиссировал этот спектакль, поработали на совесть.

Уже полгода шерифа бомбили жалобами на Снегиря: он-де навязывает честным мелким фермерам свои услуги по защите их от нападения серых – как на делянки и плантации Цветов, так и на сами фермы, которые уже сняли урожай и везут его к месту сбора. Так вот на тех, кто имел наглость отказаться от его защиты, и совершаются нападения.

(Кто бы мог подумать!)

На тех же, кто поддался на шантаж наглого богатея, никаких нападений не происходит, и это объясняется только одним: Снегирь вступил в сговор с серыми, и даже более того – стал одним из тайных предводителей серых, а может быть, и вообще самым главным – оберхохманом. И вот доказательства: фотография, на которой Игнат пожимает руку Армену Лупаро, и другая фотография, где среди шести мужчин двое, чьи лица на прилагаемых листках «Разыскивается», ещё тот же Армен – и Снегирь, что-то кому-то доказывает… Показания каторжников, уличающие негодяя всё в том же. И ещё, и ещё…

На первой фотографии должен быть ещё и я – вот здесь, рядом с Арменом. Но, видимо, не попал в кадр. И маленькая Кумико – её только что передали отцу, вот внизу видна детская рука, Кумико вцепилась Игнату в ногу и не отпускала совсем, он так с ней на ноге и ходил. Конечно, Игнат пожал руку спасителю дочери. Он никогда не был сволочью. А на второй – это встретились ветераны. 104-й, 227-й, 243-й. Да, 98-й и 512-й на каторге, и я толком не знаю, за что. За что-то. Наши многие уже после войны или погибли, или пошли по каторгам. Ну, не жилось нам… И, конечно, 94-й, известный миру как Игнат Снегирь.

Этого материала шерифу было достаточно, чтобы открыть дело, арестовать Игната на две недели – и провести обыск в его домах, а также вскрыть сейф в банке.

Обыск жилья и прочих построек дал ровно ноль, а вот в сейфе нашлось множество всего необходимого: сорок тысяч мелкими непомеченными купюрами, подписанные чеки на три четверти миллиона, расписки и векселя от разных подозрительных персон, пять килограммов концентрата недозрелой пыльцы, грюнсанда и разобранная кустарного изготовления винтовка для бесшумной и беспламенной стрельбы.

Уже этого хватило бы лет на сорок строгого, грести торф в болотах, но ребята решили подстраховаться: статьи в газетах, особенно в «Ньёрдбургере», показания свидетеля, что начальник охраны Игната куда-то звонил с трёхстолбовского телеграфа, клятвенно обещая с кем-то там разобраться и принять меры, и наконец на следующий день – взрыв в редакции…

Что же случилось с Гагариным? Я сильно тревожился. Но оставалось только ждать.

Я и ждал. Все документы дела я перегрузил в память и там крутил, сопоставляя даты, факты, мотивы… Нужно было найти какое-то особо слабое звено в цепочке обвинений, чтобы разбить его одним ударом. Таково уж наше судопроизводство – «да – да, нет – нет, а что сверх того, то от лукавого» (и я не утрирую – это я видел вырезанным по камню на фронтоне одного из судебных зданий, а именно – в Дореми); сомнения не трактуются в чью-то пользу, сомнения отметаются. Пока что я нужной мне откровенно слабой детали не находил…

За дверью продолжался допрос Снегиря – а я, его поверенный, не мог ему помочь. И хотя я не сомневался в силе и уме Игната, с одной стороны, и порядочности Шамиля – с другой, мне всё равно было не по себе.

…Та фотография, на которой не оказалось ни меня, ни Кумико, неожиданно разбередила всё внутри, и пусть я и пытался полностью отрешиться от всего постороннего, не имеющего отношения к обвинению – или имеющего отношение слабое, косвенное, – иногда даже у меня ничего не получается…

Ничего.

Я ведь почти нашёл её тогда, и мне просто не хватило соображения понять, что Кумико удочерили волки. Иногда возникает такой вот необъяснимый ступор: ты всё знаешь, но не можешь представить, что именно это случилось здесь и сейчас. А оно вот взяло и случилось. И вместо того, чтобы залечь и подождать, я решил – девочка ушла вперёд, а я просто потерял её след. И я пошёл след искать, а когда не нашёл и вернулся, оказалось, что теперь ушла она. Я снова бросился догонять – только для того, чтобы увидеть, как на ферму поднимают в корзине не очередные мешки с Цветами, а маленькую голую девочку. Мне не хватило буквально трёх минут до отплытия фермы и буквально двух метров, чтобы ухватиться за их гайдтроп, который проскользил мимо меня, как тяжёлое щупальце морского чудовища – одного из тех, которые, по слухам, водятся у островов Ядовитого моря и иногда заползают на берег. Конечно, ни забраться по гайдтропу наверх, ни задержать хоть на миг ферму у меня шансов не было, поскольку гайдтроп – это железная цепь, облитая снаружи толстым слоем невероятно скользкого пластика. Я рассчитывал лишь на то, что некоторые гайдтропы снабжены простейшими системами сигнализации…