Ни в едином окошке не осталось ни осколка стекла; вместо узорной лепнины, вместо изящных балюстрад и витых консолей торчали приколоченные вкривь и вкось толстые деревяшки. Не было больше ни орнамента, ни резных карнизов; весь дом ощетинился гнутыми, грубо вогнанными гвоздями и щепками расколотых досок. Всё было наперекосяк, всё искорёжено, даже новая дозорная башня и та кренилась набок. Навесной фасад, прежде открывавшийся, чтобы можно было заглянуть внутрь, теперь был забит гвоздями наглухо, и всё покрывал угрюмый толстый слой чёрной краски. На балконах болтались гирлянды грязных лохмотьев, в которые превратились от сырости и дождя красно-бело-синие флажки из гофрированной бумаги, а с дымоходов и башни уныло свисали крошечные полинявшие вымпелы.

Привязанная к ветке над крышей бельевая верёвка отвечала на вопрос, как же удалось втащить кукольный дом на площадку; бутылка из-под шерри, подвешенная к стрелке игрушечного подъемного крана, намекала, что не так давно здесь погуляли от души; а дозорную башню мерил шагами Крысий Хват в новом шёлковом халате. Силуэт его чернел на фоне закатного неба. Хозяин свалки обозревал далёкие мусорные костры и что-то напевал себе под нос, предвкушая новоселье, намечавшееся ближе к вечеру.

Вернувшись на свалку из дальних странствий, он быстро оценил достоинства этого дома как частной резиденции и наложил на него лапу незамедлительно. Пробил час воплотить честолюбивые замыслы в жизнь. Крысий Хват развернул бурную деятельность и стал важной шишкой: теперь под его началом были не только заводяшки, но и несколько отрядов крыс, и настало время вплотную заняться регалиями. Мусорные кучи всё время менялись, и телевизионная коробка, где он раньше обитал, изжила себя в качестве наблюдательного поста. Необходимо было обустроить новое жильё – достойное его высокого ранга, но поодаль от суматохи, где-нибудь, где можно будет отдыхать от ночных треволнений, вполглаза приглядывая, не ущемляет ли кто деловые интересы босса. Из этих соображений Крысий Хват ликвидировал клуб и спортзал, размещавшиеся в кукольном доме, и пустил всё своё хитроумие на реставрационные работы. Крыс помельче и послабее согнали в трудовые бригады и отправили поднимать и ремонтировать дом; нагруженные стройматериалами заводяшки из фуражирского отряда без отдыха вышагивали милю за милей. А слониху запрягли в собранный из детского конструктора подъёмный кран, чтобы и она могла помочь хозяину привести в порядок особняк, который когда-то мнила своим собственным.

Она и сейчас стояла рядом с ним. На её жестяном теле, заржавевшем и грязном, не осталось ни клочка плюша, а механизм совсем износился на службе у Крысьего Хвата. Единственным глазом она смотрела сквозь окошко в комнату, где некогда распивали чай кукольные леди и джентльмены, а теперь прямо на полу был накрыт фуршет из объедков для приглашённых на новоселье крыс. Крысы-слуги сновали вверх-вниз по лестницам, торопясь подготовить всё к званому ужину, а крысы-часовые с копьями обходили дозором площадку, осыпая слониху насмешками и глумливой бранью.

Между тем мышонка-отца, как и сына, уже собрали наскоро, и он молча уставился Кваку в глаза, не находя слов от счастья. А затем и он увидел слониху и кукольный дом.

– О! – воскликнул он. – О-о-о!

И расплакался. Но тут же почувствовал, как внутри вздымается волна неистовой ярости, и, в точности как сын, вскричал:

– Наше!

– Смотри, папа! – подхватил мышонок, заметив жестяную тюлениху, которую Квак тем временем передвинул на видное место. – Слониха, тюлениха и наш дом! Видишь, ничего невозможного в этом не было! Все нашлись!

– И враг, который ждёт нас в конце, – добавил отец, разглядывая Крысьего Хвата на вершине чёрной башни. И надолго умолк. Взгляд его устремился сквозь пелену сгущающихся сумерек туда, где рядом с кукольным домом одиноко стояла слониха. Дорога и впрямь оказалась дальняя и очень тяжёлая, но мышонок-отец сознавал, что в конце её нашёл именно то, что хотел. – Теперь нам придётся сражаться за свою территорию, – наконец вымолвил он.

– Ничего не понимаю! – вмешалась тюлениха. – Ну да, у зимородков есть своя территория, и у всяких зверей. Но у игрушек?!

– Мы больше не игрушки, – возразил отец. – Игрушки существуют для того, чтобы ими играли, а мы – нет. Мы вынесли всё, что напророчил Квак, – и прыжок, и полёт, и крушенье, и много чего ещё. И добрались до места, где всё, что рассеялось, будет собрано вновь.

– О чём это вы? – удивилась тюлениха.

– Будь моей дочерью! – воскликнул мышонок-отец.

– Будь моей сестрой! – воскликнул сын-мышонок. – Соглашайся! Тогда у нас будет семья.

Жестяная тюлениха, обвешанная крючками и растрёпанными перьями, сидела на ветке, глядя в темнеющее небо. Вся прошлая жизнь проносилась перед её мысленным взором: магазин игрушек и дом, в который она попала из магазина, дети, которые её сломали, свалка и Крысий Хват, странствия с «Последним карком моды» и блошиным цирком кролика, тихие вечера в норе у Выхухоля и трудовые будни в компании зимородка… Да, в общем и целом жизнь удалась… но как же всё-таки она устала скитаться в большом мире одна, без сородичей! И тут тюлениха решилась.

– Ладно, – сказала она. – Так тому и быть.

– Нет, ну сколько можно?! – встрепенулась выпь. – Я отбываю немедленно. Мне давно уже пора быть у себя на болоте. Никакого уединения!

Но вопреки себе она продолжала смотреть и слушать с любопытством – и даже не шелохнулась.

– А у вас есть план, как отвоевать территорию, на которую вы претендуете? – осведомился Квак у мышонка с отцом.

– Пока нет, – сознался отец.

– Я заставил ястреба выбросить нас тут, когда заметил, что вы летите следом, – объяснил Кваку мышонок. – Но я и представить не мог, что мы так скоро найдём кукольный дом и придётся вступить в схватку с Крысьим Хватом!