Разбудил их Барни, всех, кроме Анжелы, которая стояла в карауле. И Барни принес им завтрак. Он разбудил их, хлеща своим обрубком хвоста, семеня кругом и норовя лизнуть влажным языком, приветственным лаем.

Джилл изучил добычу Барни и развел костер.

— Шестиногие кролики! — покачал головой он. — Не удивительно, что старый пес так привязан к этому месту. Он уже бывал здесь. И поскольку он, похоже, не боится нашего окружения, то, может быть, и нам тоже не следует его опасаться.

Когда он потрошил и готовил кроликов — потому что зверьки были именно ими, более-менее, точнее, двумя ногами более, — Анжела спросила:

— А тебя не беспокоит, что они могут быть ядовитыми?

— Видишь этого пса? — ответил вопросом на вопрос Джилл. — Когда мы видели его в последний раз, он выглядел тощим и откровенно несчастным. Но сейчас он толстый, как хряк. Как, по-твоему, что он съел?

— Кролика, — кивнула она. И согласилась:

— Вероятно, ты прав. В конце концов, он же был собакой егеря. И должен знать, что годится, а что нет.

— Всего лишь понюхав это жарящееся мясо, — усмехнулся Уэйт. — Я и сам могу вам сказать, что годится! Судя по тому, как урчит у меня в животе, я бы, вероятно, в любом случае, рискнул его съесть. И если поразмыслить, что нам терять?

И поэтому они съели кролика; в том числе и Кину Сун через дырку в маске-рукаве. Но маленький китаец не был собой; или скорее, он снова стал иным, хотя трудно сказать — каким, они не достаточно хорошо его знали. Но хотя китаец и не пытался по-настоящему высвободиться из своих пут, он все же продолжал вытягивать шею, словно его что-то беспокоило. Он также много вздыхал и стонал, почти не прикасался к пище.

— Я ведь не так уж и сильно его ударил, — покачал головой Тарнболл. — Во всяком случае, мне так не казалось. Может быть, он просто истощил силы. Что не удивительно. На мне тоже сказывается перенесенное.

Они молча ели, жадно уплетая хорошее мясо. Для всей компании кроликов Барни хватило ненадолго, но они, по крайней мере, заполнили пустоту в желудках.

Покончив с едой, Джилл сказал:

— Мне требовался сон. Для меня сон всегда служил расчетной палатой мира яви. Всю чушь я оставляю в снах и выхожу только с хорошим материалом. В любом случае, хорош он или плох, а я кое-что надумал.

— Мы все внимание, — сказал Тарнболл.

— Помните прошлый раз?.. Ладно, знаю, что помните. Но я сейчас говорю о конкретике, а именно о том, как нам навязали кошмарный сценарий Сита.

— Ты имеешь в виду то, что миры, в которые мы вступали, были нашими мирами, созданными из наших самых дурных снов, ставших явью? — подала реплику Анжела.

— Точно, — подтвердил Джилл. — Или не точно. Но, в любом случае, помните, как это работало?

— Разумеется, — сказал спецагент. — Первый, кто проходит через дверь, какой бы она ни была, и устанавливает сцену. Для меня — скверное время, выпавшее в Афганистане. Для Анжелы это...

— Это был рай, — оборвала она его. — До тех пор, пока Сит не заполнил его копиями моего мужа! А для тебя, Спенсер...

— Это был безумный машинный мир, — снова перехватил нить разговора Джилл. — Совершенно верно. И я гадал вот о чем: будет ли на этот раз твориться то же самое? Работает ли эта система именно так? Сит сказал, «змейки и лесенки». Но не сказал, кто должен бросать кости.

— Ты хочешь сказать, что, возможно, их бросаем мы!

— Это выдал Стэннерсли.

— Ну, разумеется, мы, — рассудил Тарнболл. — Ведь мы же игроки!

— Кто первый прошел через дверь в болоте? — Джилл теперь разволновался. — Я. И где мы очутились? В безумном машинном мире. Потому что он не выходил у меня из головы с той минуты, как я сообразил, что дела обстоят как-то не правильно. Ладно, давайте поработаем над этим. Кто первым прошел через невидимую дверь в потолке пещеры?

— Я, — произнесла с недоумевающим видом Анжела. — Но что у меня общего с этим местом?

— Ничего, — покачал головой Джилл. — Видишь ли, в том-то и дело. Ты прошла не первой. Сперва прошел Барни...

— Но Барни же собака! — возразил Джордж Уэйт.

— Да, и весьма целеустремленный пес, — уточнил Джилл. — И игрок. Нравится нам это или нет, а Барни тоже участник игры. Мне лично это нравится. Да, разумеется, он пес. Ну и что? Это очень здравомыслящий, умный пес. И он на нашей стороне.

— Ты думал о своем машинном мире, — задумчиво произнес Тарнболл. — И ты постучался в дверь. Барни, надо полагать, думал о шестиногих кроликах. Он прошел первым, и мы все очутились здесь. Ладно, на мой взгляд, это срабатывает. Так что... кто следующий бросает кости?