После этого, как только подворачивалась подходящая возможность, он старался задеть меня. Он привлек на свою сторону Вальдано, который был очень умным человеком, которого слушали все вокруг, включая меня. И он вбил ему в голову, что я всех приучал к наркотикам! И тогда, на том собрании, ради доброго имени моих партнеров, ради себя самого я прокричал в лицо Пассарелле:

— Здесь никто не принимает наркоту, никто!

И я клянусь своими дочерьми, что в Мексике мы действительно не употребляли наркотики. Но раз уж мы начали вытаскивать белье на солнце, я посчитал, что нужно довести это до конца:

— Раз уж мы все здесь… Те две тысячи песо за телефонные разговоры, которые мы должны заплатить вскладчину… почему никто не берется сказать, кто наговорил на эту сумму?

Никто не поднялся, никто не ответил, кто-то опустил глаза… Было слышно, как пролетит муха. Пассарелла не знал, что тогда, в 1986 году, кажется, что уже сто лет тому назад, на телефонных счетах в Мексике указывалась одна деталь: телефонные номера. И это был его домашний номер. Сукин сын, он зарабатывал два миллиона долларов, и готов был выглядеть мудаком из-за двух тысяч.

Я предпочитаю быть наркозависимым, как бы больно это ни было, чем предателем или продажной шкурой. Говоря об этом, я сразу вспоминаю ту историю, которая окончательно развела нас с Пассареллой и показала его истинное лицо всем остальным. Когда он играл в Европе, весь мир обсуждал, как он сбегал в Монако, чтобы там встречаться с женой одного из своих партнеров по сборной Аргентины… Он делал это, а потом хвастался в раздевалке «Фиорентины» так, словно совершил какой-то подвиг! И когда Вальдано потребовал у меня объяснений по поводу наркотиков на том собрании в Мексике и также устроил мне отповедь, что мне можно делать, а что нельзя, я оборвал его на полуслове. Я сказал:

— Стой, Хорхе, сукин сын. На чьей ты стороне? То, что рассказывает тебе Пассарелла, это правда, а то, что я – нет?

Тогда он мне ответил:

— Ладно, расскажи мне…

Но я уже успокоился:

— Нет, погоди, пойдем на собрание…

Мы пошли туда, и я в присутствии Пассареллы рассказал все, что знал о нем, после чего в комнате повисла зловещая тишина… До тех пор, пока не вскочил Вальдано:

— Ты – дерьмо! — прокричал он «Кайзеру».

Вот так все и прояснилось. Пассареллу, наверное, пробрал понос прямо на месте, а на самом деле можно сказать, что на него все помочились и дали ему пинка под зад.

Поэтому я говорю, что вызываю Пассареллу встретиться со мной на «Монументале», чтобы вокруг не было ни одного болельщика «Боки»; мы сели бы за стол друг напротив друга и поговорили бы обо всем. Но такой вариант его не устраивал. Для него было лучше разглагольствовать о товарищеских отношениях, о дисциплине; и это когда он сам на сборах засовывал всякое дерьмо в дверные засовы. Я приглашаю его поговорить о длинных волосах, когда я забил две сотни мячей с такими локонами на голове, которые напоминали каску Шумахера. И при этом мне никогда не приходило в голову сказать кому-нибудь: «Не просите меня бить головой, а то я боюсь испортить прическу…». А Кемпес? Зачем он тогда играл вместе с Кемпесом на мундиале 1978 года? И если бы «великий капитан» вдруг остался бы без Кубка мира, это было бы не по вине Марито. Я приглашаю его поговорить обо всем.

О женщинах – да, о женщинах! И о футболе. О наркотиках! Обо всем, что ему взбредет в голову!

Он утверждает, что не говорит ни со мной, ни обо мне, и он прекрасно знает, что не ему рассказывать мне про наркотики. Потому что если мы затронем эту тему, нам придется совершить длительный экскурс в историю аргентинского футбола, в те времена, когда он играл, а я – нет, вспомнить один розыгрыш Кубка Либертадорес – турнира, в котором я, к сожалению, так и не принял участия. И что, я единственный наркоман?

Однажды, когда Менем был президентом, он пригласил меня обсудить эту тему, которая в Аргентине касалась как будто лишь меня одного, с Пассареллой. Устроить встречу и поговорить на ней обо всем, в том числе и о наркоте. «Когда хотите, президент, когда хотите», — сказал я ему. Однако Пассарелла так и не появился, похоже, что эта идея не пришлась ему по вкусу.

Заявляю это, чтобы всем стало ясно: Пассарелла, если ты не хочешь, чтобы тебя марали грязью, не марай грязью других. Если я и познакомился с наркотиками, играя в футбол, то благодаря тебе. Благодаря тебе! «Я не говорю о Марадоне». Еще бы! Если бы он заговорил, и я бы ему ответил, все стало бы ясно.

Ни с Пассареллой, ни с Рамоном Диасом я не конфликтовал по поводу наркотиков. Мы – живые люди, и можем биться до смерти из-за других вещей. К примеру, Билардо и Менотти, никогда не имевшие никакого отношения к наркотикам, воевали друг с другом только из-за того, что имели разные взгляды на футбол!

Все, что я сейчас пишу, не является попыткой исподтишка вылить ведро помоев на Пассареллу. Все это я много раз хотел сказать ему в лицо, но он так и не удосужился встретиться со мной. Но хватит уже: я хочу покончить с историей о том, что это Марадона заразил наркотиками аргентинский футбол. Меня пристрастили к кокаину, но это не преимущество, а недостаток! Когда же наркотики применялись в аргентинском футболе, они применялись для того, чтобы бежать! Для того, чтобы быть на уровне немцев, для того, чтобы выиграть Межконтинентальный кубок, Кубок Либертадорес… Тот самый Кубок Либертадорес, в котором мне никогда не суждено было сыграть.