«... Дон-Кихот. Надень шлем.
Санчо. Хорошо, сеньор. Я надену. Только потом. Для начала испробуем шлем без моей головы. Побереглась корова - и век жила здорова.
Дон-Кихот. Чудак! В книге о подвигах рыцаря Амадиса Галльского нашел я состав волшебного зелья, делающего доспехи непробиваемыми. И сварил его. И втер в шлем целую бутыль. Ты что ж, не веришь рыцарским романам?
Санчо. Как можно не верить, а только для начала положим шлем сюда, на дубовую скамейку. А теперь, сеньор, с богом!
Дон-Кихот примеривается и наносит по шлему сокрушительный удар.
Санчо охает, схватившись за голову.
Меч рыцаря раскалывает шлем, словно орех, и надвое разбивает толстую дубовую скамейку. »
1
Село в Ламанче. Летняя ночь приближается к рассвету, белые стены и черепичные крыши селения едва выступают из мрака. Два огонька медленно движутся вдоль заборов, поднимаются вверх по крутой улице. Это спешат с фонарями в руках два почтенных человека: священник, лиценциат Перо Перес, и цирюльник, мастер Николас.
Оба путника уставились в одну точку, всматриваются во что-то там наверху, в самом конце крутой улицы.
Цирюльник. Все читает и читает бедный наш идальго Алонзо Кехано.
На пригорке, замыкая улицу, возвышается небогатая усадьба с гербом над воротами, а под самой ее крышей в предрассветном мраке ярко светится четырехугольник окна.
Священник. Жжет свечи без счета, словно богатый человек. Экономка хотела было позвать к нему доктора, да не удалось ей наскрести дома и десяти реалов.
Цирюльник. Как! Ведь недавно наш идальго продал лучший свой участок. Тот, что у речки!
Священник. Все деньги поглотила его несчастная страсть: он купил два с половиной воза рыцарских романов и погрузился в них до самых пяток. Неужели и в самом деле книги могут свести человека с ума?
Цирюльник. Все зависит от состава крови. Одни, читая, предаются размышлениям. Это люди с густой кровью. Другие плачут — те, у кого кровь водянистая. А у нашего идальго кровь пламенная. Он верит любому вздорному вымыслу сочинителя, словно священному писанию. И чудится ему, будто все наши беды оттого, что перевелись в Испании странствующие рыцари.
Священник. Это в наше-то время! Когда не только что они, а правнуки их давно перевелись на свете. Ведь у нас тысяча шестьсот пятый год на дворе. Шутка сказать! Тысяча шестьсот пятый!
Так, беседуя, входят друзья в распахнутые настежь ворота усадьбы, и женщина лет сорока, экономка Дон-Кихота, бросается навстречу пришедшим.
Экономка. Слава тебе, господи! Пожалуйста, пожалуйста, сеньор священник и сеньор цирюльник. Мы плачем тут в кухне.
Просторная кухня, она же столовая. Широкий очаг с вертелом. Полки с медной посудой. Под ними на стене висят связки лука и чеснока.
За широким темным столом плачет, уронив голову на руки, молоденькая племянница Дон-Кихота.
Священник. Не будем плакать, дитя мое! Бог не оставит сироту.
Цирюльник. Слезы — драгоценный сок человеческого тела, который полезнее удержать, нежели источать.
Экономка. Ах, сеньоры, как же ей не плакать, бедной, когда ее родной дядя и единственный покровитель повредился в уме. Потому и подняла я вас на рассвете, простите меня, неучтивую.
Племянница. Он читает с утра до вечера рыцарские романы. К этому мы привыкли. Он отказался от родового своего имени Алонзо Кехано и назвал себя Дон-Кихот Ламанчский. Мы, послушные женщины, не перечили ему и в этом.
Экономка. Но сегодня началось нечто непонятное и страшное.
Священник. Что же именно, сеньора экономка?
И словно в ответ, страшный грохот потрясает всю усадьбу.
Экономка. Вот что! Вот почему послала я за вами. Пойдем поглядим, что творит мой бедный господин в своей библиотеке. Мы одни не смеем!
2.
Наверх, во второй этаж, в сущности на чердак, ведет из кухни широкая деревянная лестница. Экономка со свечой в длинном медном подсвечнике поднимается впереди. Остальные следом на цыпочках.
Дверь библиотеки выходит в темный коридор. Щели светятся в темноте.
Экономка гасит свечу, и друзья Дон-Кихота, разобрав щели по росту, принимаются подглядывать усердно.
Взорам их открывается комната с высоким покатым потолком. И вся она переполнена книгами.
Одни — высятся на столах. Другие — на стульях с высокими спинками. Иные, заботливо уложенные друг на друга, прямоугольными башнями вздымаются от пола до потолка.
На резном деревянном поместительном пюпитре укреплены две свечи — по обе стороны огромного фолианта, открытого на последних страницах.
Книгу дочитывает — и по дальнозоркости, и из почтения к читаемому — стоя владелец всех этих книжных богатств, бедный идальго Алонзо Кехано, он же славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Это человек лет пятидесяти, несмотря на крайнюю худобу — крепкого сложения, без признаков старости в повадках и выражении.
Он одет в рыцарские доспехи. Только голова обнажена. Около него на столе лежит забрало. В правой руке — меч.
Цирюльник. Пресвятая богородица, помилуй нас…
Священник. Откуда добыл наш бедняк рыцарские доспехи?