— Может быть, на нервной почве? — предположила Вера. — Вчера вечер был… такой… ужасный…

— Не знаю… — ответил он. — А ты как?

— Нормально. Довольно долго пробыла без куртки, но даже насморка не схватила, представляешь?

— Это потому, что октябрь нынче теплый…

— Да, теплый…

Серега отбросил книгу, спустил ноги с дивана, сел, откинувшись на его спинку, и спросил:

— Ну а как вообще… настроение?

— Тоже нормальное, — ответила Вера, и голос ее дрогнул, потому что она вдруг вспомнила, как балансировала на решетке ограждения крыши башни.

— Чтото мне голос твой не нравится! — сказал Новиков. — Ты только не вздумай больше ничего ужасного придумывать!

Вера вскочила со стула и замотала головой.

— Нетнет… я больше ни за что… Спасибо тебе, Сережа… Если бы не ты… — И она вдруг неожиданно разрыдалась, хотя вроде этого ничто не предвещало. Ей почемуто показалось, что она опять балансирует над бездной.

— Ну что ты, Вера, не надо… Все же уже прошло… — услышала она, почувствовала на своих плечах руки Сергея и с готовностью уткнулась ему в грудь. И он снова гладил ее по волосам легкими, невесомыми прикосновениями, приговаривая: — Все будет хорошо, Верочка… вот увидишь… все будет хорошо…

Оторвавшись от его груди, она подняла глаза к его лицу и, продолжая захлебываться слезами, начала говорить, сбивчиво и надрывно:

— Я ведь все поняла, Сережа… Моя беда вовсе и бедойто не была, а я со смертью играла… Знаешь, я сейчас говорила с Рогачевым и поняла, что… в общем… напрасно я так мучилась… жить не хотела… Мне казалось, что у нас любовь, а на самом деле… одна пустота… И это тоже страшно… Понимаешь, Сережа?

— Понимаю… Только не надо этим так мучиться. Все пройдет…

— И еще я про тебя поняла… Тебе хуже, чем мне… Ты в классе совсем один… И не так, как я, когда все только и делают, что занимаются мной: ненавидят, презирают, обсуждают. Я как бы в центре всеобщего внимания, хотя они и делают вид, что меня не замечают. Наверно, исчезни я, и они очень огорчились бы: чем теперь заниматьсято? Чем тешиться? А ты…

Новиков отстранился от нее, сел обратно на диван и сказал:

— Вот только жалеть меня не надо, Вера. Я сам виноват, что так все сложилось. Я не искал друзей. Мне и одному было хорошо. А теперь дело уже трудно поправить. А может, и не надо поправлять. Может, я таким замыслен природой.

— Ерунда! У всех должны быть друзья! Человек не должен быть одиноким!

— Откуда известно… что должно быть, чего не должно? — Новиков невесело усмехнулся.

Вера опять села перед ним на стул, вытерла ладонями мокрое лицо, сложила руки на коленях, как послушная мамина дочка, и сказала:

— Да, наверно, мы много не знаем в этой жизни или просто не понимаем еще… Может, никогда и не поймем… Но когда есть друзья — это здорово! Ну… если они настоящие. И мне кажется, что ты… настоящий… Я думаю, мы могли бы с тобой… подружиться…

Сергей посмотрел на нее очень внимательно, покусал губы, а потом сказал:

— Если ты думаешь, что должна мне чтото за… ну… сама понимаешь, за что, то нет… ничего не должна… Это я виноват, что привел тебя на крышу… Да и вообще… дружба в благодарность… она все равно не получится…

— Ну… не то ты говоришь… — Вера в отчаянии опять помотала головой. — Не то… Не в благодарность… Просто..

— А если просто… Так вот, Вера… — Сергей опять встал с дивана. — Я скажу правду… раз так… Притворяться твоим другом я не смогу, потому что… потому что ты… нравишься мне… очень нравишься… Но я не могу ни на что такое рассчитывать… Понимаю, не герой я девичьих мечтаний…

— Ну почему же не герой? — Вера бросилась к нему, остановилась в полуметре и сказала: — Каждый человек чейнибудь герой… мне так кажется… — Потом приблизилась и опять уткнулась лицом ему в грудь.

— Ты заразишься… — глухо сказал он.

— Не заражусь. Ты не болен… просто перенервничал…

— Ты ведь нервничала еще больше.

— Ну и что. Я читала, что женский организм более устойчив к стрессовым ситуациям.

— Я не знал…

Сергей обнял Веру за плечи и поцеловал в висок, на уровне которого находились его губы.

— Я против тебя — лилипутка, — сказала она и рассмеялась. — Это очень неудобно.

— А мне кажется, нормально, — ответил он, осторожно приподнял ее лицо за подбородок и коснулся губами уголка ее губ.

— Нормально, — согласилась она и обняла его за шею.

Сергея Новикова не было в школе еще три дня. Его температура то опускалась, то поднималась снова. Они с Верой решили, что первый раз она поднялась от большого огорчения, а потом уже — исключительно от радости. От непривычного состояния абсолютного счастья, как говорил сам Сергей. Вера приходила к нему каждый вечер, и они никак не могли наговориться. Казалось, что они уже пересказали друг другу все, что помнили из своей пятнадцатилетней жизни, но каждый раз находились еще какието неупомянутые случаи, и они говорили и говорили снова, смеялись или заново переживали прошлые неудачи и огорчения друг друга. Они сидели на диване и не могли разнять рук. Даже когда говорили о какихто пустяках, их ладони должны были быть сомкнутыми. Даже когда Вера рассматривала коллекцию Сергея, она ни одну из машинок не взяла обеими руками. Одна ее ладонь попрежнему находилась в его.