— Вещь, которой может гордиться любой музей мира.

Иного ответа полковник не ждал.

— Но вы ещё не написали своего заключения, — напомнил он.

— Это у меня займет несколько минут.

— Надеюсь, надеюсь…

Полковник торопился. Он настолько спешил, что даже забыл о моём гонораре. Но я в претензии не был. К тому времени гонорар меня не слишком интересовал: группа «золотоискателей» харьковской подпольной организации большевиков уже свёртывала свою работу. День-другой — и деникинские части оставят город. Ждать не долго, совсем не долго. Скатертью вам дорога, «рыцари белой идеи»!

11 декабря 1919 года мы все, словно музыку, слушали гул нарастающей канонады. Она возвещала о приходе Красной Армии.

А вечером того же дня несколько всадников, спустившись с Холодной горы, проскакали по Екатеринославской улице, свернули на Павловскую площадь и направились к центру города. На шапках всадников алели пятиконечные звезды.

Это были конные разведчики начдива Юрия Саблина…

…Через неделю после освобождения Харькова я выехал в Киев. Ивлева я там не застал, но меня заверили, что Рембрандт благополучно пережил своё заточение и по распоряжению Народного комиссариата художественно-исторических имуществ РСФСР передан соответствующей комиссии Украины. «Варварские условия существования», как выразился в своё время Санаев, на сем «избалованном господине» не сказались. Не принесло ему вреда и близкое соседство с соленьями. Рембрандт всё вытерпел. Он понимал, что гражданская война — это гражданская война и тут уж ничего не поделаешь.

Новый, 1920 год я встречал в Москве. Голодной, холодной, но, как всегда, милой моему сердцу, хотя я и считаю себя петербуржцем.

Рассказ Василия Петровича вызывал много вопросов.

Каким образом пояс Димитрия Донского оказался у начальника харьковской контрразведки?

Был он куплен Друцким у Кисленко или еще у кого-нибудь?

Куда девались остальные сокровища Мазепы, найденные студентом Дерптского университета Филиппом Луигером?

Где и у кого булава гетмана Сагайдачного и оправленные в золото сабли?

Занимался ли кто-нибудь розысками всех этих уникальных вещей после окончания гражданской войны?

Известно ли что-либо о дальнейшей судьбе увезенного из Харькова в 1919 году пояса?

Десятки вопросов.

— А вы не интересовались, как к Друцкому попал этот пояс? — спросил я, убедившись, что Василий Петрович считает своё повествование законченным.

— Нет, не интересовался.

— Но почему?

— Потому что в этом не было никакой необходимости. О том, что пояс окажется у Друцкого, я знал ещё до того, как полковник пригласил меня к себе на квартиру. И рисунки и фотографии пояса неожиданностью для меня не были, хотя я и увидел их тогда впервые, — сказал Василий Петрович.

— Не понимаю.

— Видите ли, при харьковской подпольной большевистской организации, помимо группы «золотоискателей», был также создан нелегальный Красный Крест. Товарищи из Красного Креста через некоторых сочувствующих Советской власти надзирателей наладили связь с тюрьмой, организовали систематическую передачу продуктов политическим заключённым, помогали их семьям. Мало того, нашему Красному Кресту удалось даже установить контакт с неким сотрудником контрразведки, который за соответствующую мзду освободил нескольких арестованных.

Но когда были схвачены двое членов подпольного ревкома, выкупить их не удалось. Ими занимался сам Друцкий. Вот тогда-то на заседании ревкома и было решено попытаться через третьих лиц прощупать начальника контрразведки. Оказалось, что с полковником можно договориться: его душа «тянулась к прекрасному», особенно к произведениям ювелирного искусства Древней Руси. Тогда-то у Санаева и возникла мысль о поясе Димитрия Донского.

Через тех же третьих лиц полковнику были переданы копия документа из фамильного архива Мнишеков, в котором имелось описание пояса, письмо в «Общество любителей древнерусского искусства», рисунки и фотографии.

В качестве эксперта полковнику рекомендовали Санаева. Друцкий и воспользовался его услугами, но затем решил перестраховаться и дополнительно пригласил меня.

Так золотой пояс Димитрия Донского, поссоривший некогда князей, в 1919 году спас жизнь двум очень хорошим людям.

— Но когда и как вам удалось разыскать этого помещика, у которого находился найденный Филиппом Луигером пояс?

— А мы его не разыскивали. Его при всём нашем желании разыскать было невозможно.

— Почему?

— Хотя бы потому, что его никогда не существовало в природе.

— Так же как и Луигеров, которые нашли клад Мазепы? — спросил я, начиная что-то понимать.

— Так же как и Луигеров, — подтвердил Василий Петрович. — Всё это в соавторстве со мной было придумано Санаевым.

— А как же письмо Кисленко и документ из архива Мнишеков?

— У подпольного комитета, помимо всего прочего, имелось великолепное паспортное бюро, — рассмеялся он. — Работавшие в нём товарищи умели делать и более сложные документы.