А в тот момент, когда оказывается сломлено чувство первородства, какое-то внутреннее ощущение верности своим идеалам, – человек превращается в раба, или в вещь, или в бесконечно манипулируемый предмет. И в этой ситуации, конечно, речь идет не о том, что он становится господином, он становится рабом. Причем именно все то, что за последние 70 лет уходило из мира: вот эта бесконечная иерархия, вот это ощущение, что господин – это господин до конца, а раб – это раб до предела – оно назад возвращается в мир. Мы читаем некие книги, в которых говорится о фактическом отказе от идеалов не только нашей революции 1917 года, но и Великой французской революции. Чего стоит такое название – "Свобода от равенства и братства"? Где-нибудь в мире это может быть сказано?

Или вот интервью с представителем довольно высоких фондов, занимающихся проблемами образования: "Ну, вы знаете, частное образование – это очень хорошая вещь, замечательная. У нас такие хорошие преподаватели, даже из Гарварда. В бизнес-школах они все учат очень правильно. Это очень высоколобые люди. Люди будут получать настоящее образование". Корреспондент говорит: "Простите, а если у него нет денег на платное образование? Что же он тогда должен делать?" Интервьюируемый смотрит на него и говорит: "Ну, это не так страшно! Потому что, знаете ли, ум и богатство находятся в положительной корреляции". То есть во взаимозависимости (поясняю тем, кто не знает этого математического понятия).

Где-нибудь в мире хоть одна сволочь может позволить себе сказать, что ум и богатство находятся в положительной корреляции? Где этот сумасшедший или хам, который [позволит себе] это говорить? Но это уже можно здесь! Потому что здесь поломанные вещи, отказавшиеся от первородства, рассматриваются, как слизь. Я знаю очень высоких либеральных политиков, которые давным-давно говорили, что "этот народ после того, как он отрекся от себя, – это воск, из которого мы будем мять все, что захотим".

Вот это ощущение вседозволенности, всевозможности ("пипл хавает") опирается на какие-то конкретные вещи, на какие-то черты действительности. Нужно было все отдать, чтобы потом можно было позволить другим думать о тебе, что ты воск в руках, что из тебя можно лепить все, что угодно! И этот другой имеет право так думать, потому что произошло это отречение, произошло это падение, произошел этот отказ от себя. Он произошел.

А дальше наступает ад. А ад на то и ад, чтобы установить в нем абсолютную иерархию господства. Не относительную, а абсолютную. Россия в этом смысле становится местом для очень скверного и очень опасного эксперимента. Слабым звеном в цепи гуманизма. В цепи понимания того, что сильный-то должен помогать слабому. В цепи сострадания. В цепи солидарности. В конечном итоге, в цепи великой христианской культуры. Великой культуры, в которой человек человеку – брат. Не волк.

Нет! "Это все ахинея!". Думали, что откажутся только от идеалов, которые прославлялись последние 70 лет. Так не бывает. Когда начинается такой отказ – то дальше, как говорили в армии: "Копать отсюда и до обеда". До беспредела. Следующий горизонт – христианство. В том понимании, в каком Христос пришел к бедным, пришел к обездоленным и сказал, что в каком-то смысле все равны. Или даже: "И последние станут первыми". Значит, какие-то бедные обладают некими прерогативами по отношению к богатым.

Теперь все, что говорилось в этом отношении и уравнивало людей, – отменяется, и отменяется именно здесь. Сначала слова о положительной корреляции между богатством и умом. А потом – новая система образования. И все кричат: "Боже мой! Что же это такое! Как же это, что так мало предметов бесплатных! Как же? К чему готовят наших детей?". Как к чему? К жизни рабов, в лучшем случае. Или ненужных людей. Потому что очень широко обсуждается и другое. Обсуждается фраза Тэтчер о том, что тут нужно, я уже не помню, 30 миллионов человек. "Нет, 40! Что Вы, 30 маловато. А может 50?" – "Нет, ну что вы, коллега! 50 – многовато".

Я долго обсуждал в одном высоколобом собрании, вполне привилегированном, вопросы модернизации. Говорю: "Где модернизация? Вы говорили, что все это делаете ради модернизации? Весь 91-й год, отказ от Советского Союза и от всего – ради модернизации, ради построения подлинного национального государства и ради того, чтобы оно начало развиваться? Где модернизация? Где?". У меня есть такая способность: говорить эмоционально и раздражать при этом собеседников. Особенно, если эти собеседники из элиты. Затем главный из них сказал: "Этот Кургинян нас совсем "достал"! Какая модернизация? Он ничего не понимает. Мы вам объясним, господин Кургинян. Речь шла не о модернизации нации или народа, а о модернизации элиты". Я спрашиваю: "За счет чего?" Он смотрит холодными глазами и говорит: "За счет всего". Тогда наблюдавший это другой участник беседы говорит: "Господа! Будучи настолько либералами, можно же быть хоть чуть-чуть гуманистами!"

Нельзя! Потому что именно гуманизм отменяется. И опять-таки отменяется на данной территории. Он отменяется с далеко идущими последствиями. Так как у нас, его отменить невозможно, если ты не работаешь со сломленным воском, с людьми, которые сначала отказались от первородства, а теперь будут хныкать по поводу того, почему мало чечевичной похлебки. Да потому, что отказавшийся от первородства есть раб. А с рабом можно делать все, что угодно. И совершенно не понятно, нужен ли он вообще. Кто сказал, что здесь нужно 140 миллионов? Определенного типа элите нужно гораздо меньше. И она говорит об этом достаточно прямо. Только ее до сих пор не умеют понимать.

Что такое, например, разговор о том, что весь этот "охлос" – это никому не нужная, вредная субстанция, это какие-то там "быдло", "совки", "идиоты" – и одновременно разговор о том, что у нас будет демократия? Это разговор о том, что большая часть населения – просто не нужна. Эта большая часть населения ходит и думает: "Что они с нами делают? Они хотят нас превратить в Латинскую Америку? Или во что-то другое?" Они еще не осознали до конца, что ни во что их не хотят превратить! Они просто абсолютно не нужны тем, кто так рассуждает. Меньшинству – это большинство не нужно.