Шрифт:
«Слушаю, продолжай».
«Я отвергаю капитуляцию! Мы выступаем к Дрине и продолжаем бороться. Передай Верховному командованию, что Югославская армия жива и что…»
«Дража, немцы уже в Белграде. Немцы взяли Сербию!»
«Не верю! Это невозможно… Но даже если это и так, то ненадолго. Сербия не сдастся так легко. Капитуляции не будет… Алло, алло… Миливой, ты меня понял?»
«Связь прервана. Идут немецкие танки!» – отрапортовал ему дежурный офицер.
«Откроем огонь. Пусть немедленно соберутся солдаты и офицеры…»
…Громкие аплодисменты заставили его вернуться к действительности.
Весь зал рукоплескал военному прокурору Минину, который без сил, обливаясь потом, рухнул на стул.
– Защитник Джонович, хотите ли вы что-нибудь заявить? – спросил судья после того, как стих шум.
– Обвинительное заключение построено не на реальных фактах, и после допроса свидетелей я это докажу.
– А вы, защитник Иоксимович?
– Все, что приводится в обвинении, обычная фальсификация. Я с презрением отвергаю каждую строку этого идеологического манифеста, который вы называете обвинительным заключением, которое и с точки зрения права, и с точки зрения языка выглядит просто жалко.
– Вы оскорбляете суд и закон, – прокурор Минич подпрыгнул на своем месте.
– Я всего лишь защищаю от лжи своего клиента. Не более того.
– Объявляется перерыв на два часа, – сказал судья Джорджевич.
Да, то есть я хотел сказать – нет
– Обвиняемый Михайлович, вчера вы выслушали обвинительное заключение прокурора. Вы поняли содержание обвинительного заключения?
– Нет.
– Что вы не поняли?
– Невозможно понять эту ложь.
– Вы признаете свою вину?
– Нет.
– Итак, конкретно: действительно ли вы основали организацию четников и дали ей название Югославская армия в отечестве?
– Четник – это название, которое возникло в народе. Армия, оставшаяся без фронта, образует отряды четников.
– Когда у вас были первые встречи, первые контакты с партизанами?
– Только после вступления в войну Советского Союза.
– Когда это было?
– Кажется, летом. А возможно, и раньше.
– Вы имели контакты с партизанами в марте или феврале сорок первого года? Вы не можете не помнить, в каком именно месяце встречались с ними.
– Я не знаю точно, когда это было, в марте или позже. Но я знаю, что партизан вообще не было до тех пор, пока Гитлер не напал на Советский Союз.
– Вы вели какие-нибудь переговоры с партизанами?
– Да, и это были весьма продолжительные переговоры по очень многим вопросам. Я, например, предупреждал их, чтобы они не грабили крестьян, и говорил…
– Детали не важны. У вас была достигнута договоренность о том, чтобы не нападать друг на друга?
– Нет. Такое мне и в голову не приходило.
– Значит, вы не договаривались о взаимном ненападении?
– Абсолютно верно. Точно так. Мы договорились о взаимопомощи.
– Из этого я делаю вывод: была достигнута договоренность о взаимном ненападении.
– Об этом не шла речь.
– Как это не шла речь?
– Зачем нам было нападать друг на друга? Я мог только приветствовать их уход в леса и решение бить врага.
– Я хочу напомнить ваши показания, полученные в ходе следствия.
– Не нужно. Прошу извинить, если я чего-то не помню, но все, что в моих силах, я делаю.
– Каким было отношение к вам во время снятия показаний?
– Очень хорошим.
– Таким образом, все было вполне корректно?
– Ни в коей мере.
– С вами в тюрьме дурно обращались? Да или нет?
Совершенно верно. Отношение было очень хорошим.
– Вас вынуждали к даче каких-либо показаний?
– Нет.
– Вы ознакомлены с предложением некоторых американских адвокатов защищать вас?
– Я отказался.
– Добровольно или под давлением?
– Я не хотел искать защитников за пределами моей страны.
– Товарищ Вера, запишите. Обвиняемый полностью понял обвинительное заключение, отношение к нему в следственном изоляторе было вполне корректным, его не принуждали к даче показаний, не применяли по отношению к нему никакого насилия, он совершенно добровольно отказался от предложения американских адвокатов защищать его, потому что он полностью доверяет суду своей страны…