На второй неделе строительства скрытое соперничество между Гиладом и Дани стало заметным для каждого. Дани постоянно ворчал, когда Гилад давал указания, Гилад недовольно морщился, когда Дани не соглашался с ним. Стройка превратилась для всех в безумное состязание. Они сами не заметили, как уже ничем больше не занимались. Усталые и измотанные, ребята все чаще и чаще забывали об уроках Торы. От распорядка дня давно ничего не осталось. Однажды вечером, когда напряжение достигло предела, случилась ужасная вещь.

Темнело. Несмотря на поздний час, они при красном свете заката продолжали работать на деревьях. Дани и Шмиль, стоя на ветках, поднимали на веревке тяжелую связку досок. Внизу стоял Гилад, наблюдая за работой, остальные подталкивали доски вверх.

— Что ты делаешь? — вдруг закричал Гилад.— ты же задеваешь веревкой за каркас дома. Так ведь все можно поломать!

— Прекрати командовать,— огрызнулся Дани,— ты думаешь, легко тянуть такую тяжесть?

— Да,но...— попытался объяснить Гилад. И тут все услышали странный далекий звук. Дети на мгновение застыли, посмотрели друг на друга и разразились радостными криками:

— Самолет!

— Они прилетели за нами!

— Он приближается!

— Скорей!

— Давай!

За считанные секунды они добежали до пляжа. Шмиль и Дани бросили связку досок, которая с треском обрушилась вниз, ломая на своем пути всю их конструкцию. Обломки каркаса падали вниз, но ребята не обращали на это внимания. Все их мысли были прикованы к самолету, который приближался к острову. Они стали прыгать и размахивать руками.

— Эй, мы здесь, мы здесь!

— Спасите нас!

— Помогите!

— Мы здесь!

Самолет казался крошечной точкой. Но вдруг шум моторов начал ослабевать, и через несколько мгновений самолет исчез из вида. Ребята стояли на пляже в звенящей тишине и неотрывно смотрели на темнеющий горизонт.

— Они нас не увидели! — в отчаянии закричал Дани и бросился на песок.

Гилад не смог сдержать слез.

— Что же теперь с нами будет? — произнес дрожащим голосом Рон.— Теперь мы останемся здесь навсегда!

Они сидели на пляже в полном отчаянии и изнеможении.

— Но почему они нас не заметили? — проговорил Шмиль.— Ведь мы выложили на горе огромный сигнал.

— Его не видно в темноте,— ответил Шалом.

— Тогда они должны были увидеть наш костер,— воскликнул Ашер.

— Какой костер? — бросил с горечью Дани.— А кто-нибудь вспомнил, что надо зажечь костер?

— Мы так были заняты строительством, что забыли обо всем,— проговорил Рон.

Ребята повернули головы в сторону того места, где обычно горел огонь.

— А теперь сломан и наш дом,— сказал Гилад со слезами в голосе и набросился с упреками на Дани.— Ты нарочно разрушил дом! Если бы только послушал меня!

— Замолчи ты со своим домом,— сказал Дани.— Мы могли бы вернуться в Израиль! Ты это понимаешь?

Гилад вытер слезы, отошел в дальний конец пляжа и сел там в одиночестве. Через какое-то время поднялся Дани и медленно побрел в сторону лагеря. Он забрался в гамак и с головой завернулся в одеяло. Постепенно все ребята возвратились в лагерь и легли спать.

12. Новая надежда

Шли первые дни месяца Ав. Солнце нещадно палило. Казалось, будто над лагуной висел раскаленный туман. Крушение дома и упущенная возможность спасения повергли всех в уныние. Доски и бамбук в беспорядке валялись под деревьями, как молчаливое напоминание о неудачном строительстве. Сил хватало только на самые неотложные дела.

Когда наступил Тиша бе-Ав настроение у ребят было ужасным. Они сидели на земле и слушали скорбное повествование книги «Эйха»[*]. Именно сейчас они по-настоящему поняли, что такое изгнание и крушение надежд. Они познали не только горечь исторического изгнания евреев с родной земли, но и на собственном опыте ощутили тягость разлуки с домом и близкими: Их личное несчастье позволило им впервые по-настоящему осознать, что означало для их народа разрушение Бейт а-Микдаша, священного Храма.

Утром они сидели среди деревьев, бледные и изможденные постом, и слушали те немногие слова коротких плачей, которые Шалому удалось вспомнить. Вскоре его голос замолк. И вдруг неожиданно хриплый голос Шмиля продолжил: «Эйха яшва бадад». Как ей одной живется... на острове среди неизвестности, далеко от родных и друзей...

«Как мы здесь живем одни,— подхватил Шалом,— без радости, мира и любви. Все из-за этой глупой борьбы, из-за нее мы потеряли надежду».

Все с удивлением посмотрели на Шалома и Шмиля. Они сочинили свои собственные плачи, соблюдая все установленные благочестивой традицией каноны! И их плачи нашли отклик в каждом сердце.