— Ах, ты ж ежик! — выругалась я, когда уставилась на часы, окончательно проснувшись. Времени было десять минут одиннадцатого. Проспала так проспала.

Виктор нежился в лучах утреннего солнца, довольно жаркого для такого времени. Я даже пожалела отсутствию желания и времени полюбоваться на эту картину и понеслась в ванную. Через каких-то пол часа я была готова.

— Я ухожу, — почти пропела я.

Виктор разлепил глаза и спросил:

— Куда?

— В психушку! Я опаздала!

Виктор изобразил на лице, что-то неопределенное и извинился, что не сможет меня проводить. Я только махнула рукой и представив себя на секунду доктором ван Чехом попыталась развить подобную ему скорость. Но мне этого было не дано, все равно получалось медленнее, чем хотелось.

Это и была моя первая ошибка в то утро. Я могла послушаться той первой, здравой мысли, которая всегда права: "Не ходи, сегодня! Останься!" не смело твердила она. Но я отмахнулась от нее, едва заприметив.

В ординаторской я никого не застала, в кабинет ван Чеха мне не то, чтобы был запрещен ход, но он меня туда не приглашал, а я и не напрашивалась. Сейчас же он был мне нужен, так что я решила рискнуть пойти в его кабинет, при учете, что только теоритически знала, где он находится.

Упереться в дверь кабинета доктора оказалось проще, чем я ожидала. Открыв дверь, я не сразу решилась войти, уж силен был контраст между тем куда вхожу и тем откуда выхожу. Коридор был светел и чист. Кабинет был темен, запылен и завален снизу до верху бумажками и коробками. На каждой коробке стояла дата и какой-то номер, все они были заполнены картами.

Сам ван Чех обнаружился за столом в обществе толстой книги и бутыли коньяку. Он сидел ко мне спиной. Я видела, что бутыль почти пуста. Но в рюмке осталось очень много содержимого.

— Решили напиться с горя, что я не пришла.

— По мимо тебя горестей хватает, — буркнул не своим голосом ван Чех, даже не обернувшись, — И люди здороваются, когда входят. Да, и стучаться прежде чем войти. Может, я тут непотребства какие творю?

— Я бы услышала.

— А я их тихо творю.

— Что у вас с голосом?

— Еще спроси, что с ушами и с глазами, и с зубами, — проворчал ван Чех и обернулся.

Сначала я решила, что он беспробудно пьян. Белки глаз были раздраженно-красными, отчего в целом доктор приобретал полу-демоническую ауру. Веки припухли и так же покраснели, все лицо было восково-бледным, черные кудри взлохмачены, а бородка растрепана.

— Да, спросить действительно бы не помешало, — нахмурившись спросила я.

— Я болен, моя милая, беспробудно болен. Я заболел вчера.

— Учитывая, сколько вы пьете, странно, что только вчера, — сурово продолжала я.

Ван Чех наклонил голову набок и хитро посмотрел на меня.

— Мы о разном, кажется.

Я не выношу пьяных людей, физически тяжело одолевать волну брезгливости, которая накатывает на тебя. В прошлом году я преодолела ее с помощью жалости, которая оказалась сильнее. Сейчас же, когда ван Чех ухватил меня за запястье, волна отвращения была невыносима, я стиснула зубы, чтобы не выругаться. Пальцы его были холодными, ладони слегка мокрыми. Доктор прислонил мою руку к своему лбу: покрытому мелким холодным потом, лоб пылал.

— Поняла? — устало спросил он.

— Так что вы тут делаете? — удивилась я.

— Сижу и лечусь, — поморщился ван Чех на коньяк, — А ты опаздываешь.

— Проспала, простите.

— Да-да. Я видел, как тебя отсюда на руках спящую уносили. Негоже использовать мужчину в качестве транспорта, — назидательно вставил доктор.

— Он сам.

— Ах, ну, раз сам то конечно, — пробормотал ван Чех и опрокинул в себя рюмку, — фу, какая гадость.

— Вы не любите коньяк? С какого времени?

— Я его никогда не любил. Но пришлось пить, потому что надо же было отношения с коллегами налаживать. Потом привык, а сейчас смотрю, такая гадость. Но он меня быстро поставит на ноги.

Ван Чех встал и покачнулся.

— На все четыре, — тихо откомментировала я.

Доктор усмехнулся.

— Ты быстро учишься, девочка. Но, чтобы быть впереди, не обязательно много уметь или знать, достаточно всего-навсего быть на день впереди остальных.

— Всего-навсего, — передразнила я.

— Чтоб ты понимала! — улыбнулся доктор и пошел вон из кабинета, — Начнем с Маус.

Меня легонько дернуло.

Мы подошли к ее палате. Я зашла первой. Маус баюкала свою ненаглядную подушечку.

— О, как я рада тебя видеть, — она отложила подушку и счастливо улбынулась, — Доктор, вы не здоровы? — Она подскочила к ван Чеху и поцеловала в лоб, — Вы горите, — сделала вывод она.

— Ах, всегда бы мне так болеть, — расплылся в улыбке доктор.

— Маус, я хотела с тобой поговорить.