Евгений замолчал. Мысленно в эту минуту он опять был там…

— Ну, а дальше что?

…Что было дальше, Евгений помнил смутно. Человеческая фигура, вдруг появившаяся перед автомобилем. Удар. Ломающийся триплекс лобового стекла. Следом еще удар в лицо — и темнота… И все это за одно мгновение… «Скорая»… нашатырь. Кровь, капающая с его лица и салон автомобиля, залитый кровью. Он сам, еле удерживающий рукой руль, чтобы не выпасть из раскрытой двери… красные круги, летающие перед глазами… его выворачивает наизнанку… человек, лежащий наполовину на капоте, наполовину в салоне… автомобиль ГАИ… лейтенант со злыми глазами.

— С Мишкой… что? — кое-как спросил он тогда у стоящего рядом лейтенанта.

— С каким Мишкой?

— С другом моим, — ответил Евгений, оглядевшись по сторонам и, наконец, убедившись, что друга нигде не видно.

— Допился, что двоиться начало? Какой ещё Мишка тебе мерещится?

Сознание начинает проясняться, и до Евгения, наконец, доходит тот факт, что он сидит на водительском кресле. Испуганно отдернув руку от руля, он удивленно смотрит сначала на лейтенанта, затем на тело человека, лежащего прямо перед ним, и начинает понимать весь ужас происходящего. «Как же так получилось? Неужели он…?»

— Ну что ты задумался, дальше что? — нетерпеливо сжала Светка его плечо своей ладошкой.

— Что дальше… парня какого-то пьяного сбил… я и сам пострадал… Пока я без сознания был, пересадил он меня на свое место… сам сбежал, а я остался… Дальше следствие… потом суд… Я поначалу пытался доказать, что это не я… потом понял — бесполезно. Мишка — лучший друг — свидетеля нашел, тот подтвердил, что Мишка, мол, дома был, а я сам у него ключи взял без спросу… А на суде ведь ни разу в мою сторону не посмотрел и письма даже не прислал мне, чтобы извиниться. Жене своей после суда сказал — не жди меня: детей у нас нет, можешь быть свободной… — с горечью вспоминал Евгений.

— Ну, все же закончилось, Жень, теперь я буду у тебя и жена, и лучший друг, — обнимая Евгения, уверила Света.

— Ты конечно, кто спорит… В колонии я долго не мог смириться с этим — поначалу отвечал — не «осужденный по статье…», а «невиновный по статье…» Это считалось хулиганством, и за такое отправляли в карцер. Там, сидя в карцере и оставаясь наедине со своими мыслями, понял, что ведь я тоже был косвенно в этом виноват: мог бы его отговорить, а значит, придется платить и за свои грехи, и за чужие. Тюрьма ломает даже сильных людей, и потому решил больше не сопротивляться. Я не из тех, кому пауков на коленках потом рисуют. А дальше ты сама уже знаешь: пришлось приспосабливаться, парни заметили, что я красиво пишу, стали просить за них писать письма. Мне и самому нравилось их писать. А зла на Михаила я почти не держу. Единственное желание осталось — взглянуть ему в глаза и посмотреть — отвернётся или нет? — выговорился наконец Евгений.

Он вдруг почувствовал, что прильнувшая к нему и внимательно слушавшая Светлана стала как будто роднее и ближе: она понимала его, как способна понять только любящая женщина.

— Нет! Не отвернётся… раз так сделал. И давай забудь всё это! — требовательно сказала Света. — Спать пора, поздно уже…

— Ну что поздно-то, зайчонок? — поворачиваясь на бок и накрывая собой Светку, улыбнулся Евгений…

Утром Светка проснулась от непонятного беспокойства. Повернувшись, увидела, как Евгений тихо, стараясь не шуметь, натягивал на себя одежду.

— Ты куда?! — подскочила она.

— Что ты так испугалась? В Москву слетаю на поезде, вечером буду.

Неожиданно Светка вскочила и вылетела из комнаты, с треском хлопнув дверью.

«Куда это она голышом?» — удивился Евгений.

Дверь распахнулась, и Евгений оторопел еще больше: Света, совершенно нагая, с всклокоченными со сна во все стороны волосами, стояла с охотничьим ружьем. Прижимая со всей силой приклад к плечу и сверкая глазами, полными ярости, крикнула:

— Хочешь уехать?! Сразу убью!

Он не испугался, на секунду даже залюбовался её воинственным видом, стройным телом и пожалел, что он не художник.

— Ты чего? — подошел он и уперся грудью в ствол. — Неужели выстрелишь?

— Нет! Не смогу… — она отбросила ружье на кровать и, заревев, повисла у него на шее, прижавшись к щеке уже мокрыми от слез глазами. — Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты ехал! Чует мое сердце: добром это не кончится!

Евгений поднял ее на руки и сел на стул.

— Ну, чего ты разошлась? Ружье неизвестно где взяла… наверно, давно уже приготовила?

— Мне показалось, что ты от меня уходишь. Тихонечко так одевался, как будто сбегаешь… а ружье не заряжено… ну можно я тогда с тобой поеду? — без конца шмыгая носом, всхлипывала Светка.

— Нет, Светунь, — Женя стирал ладонью с ее щек слезы, — я один поеду, вечером буду дома. После вчерашнего разговора просто нестерпимо захотелось с ним увидеться. А ружье закопаем, когда приеду, а то на таких, которые любили за оружие хвататься, я уже предостаточно там насмотрелся… а ты точно чокнутая …