– И сколько сейчас времени. Может, тебе часы пора купить?

– Не на что, – не оборачиваясь, ответила Лена, аккуратно пристраивая в шкаф свое пальто. При дневном свете оно радовало россыпью грязных пятен на подоле, торчащими из некоторых швов нитками и замысловатыми подтеками, обильно изрисовавшими тыл. Все это ненавязчиво наталкивало ее на мысль, что пора бы и сменить его на что-нибудь менее мрачное. – Если зарплату прибавят, то я с удовольствием обзаведусь будильником и буду приходить на работу под его мелодичный звон, чтобы скрасить ваше одиночество.

– Ты! Что? Ты что себе позволяешь?! Это что за намеки?

Лена и сама удивилась своему выступлению. Похоже, что появление в ее жизни Олега благотворно повлияло на ее характер. Мягкотелость и бесхарактерность, с которыми и она, и мама безуспешно боролись всю жизнь, начали сдавать позиции. Во всяком случае, она стала чувствовать себя менее уязвимой, хотя наличие кавалера было перманентным.

– Я не намекаю, я прямо говорю: пора бы прибавить оклад, а то я работаю за двоих, а получаю за полчеловека.

– Это не дает тебе права опаздывать!

– Я и не опоздала.

– Как это не опоздала? Сейчас девять ноль одна, а ты только валенки свои расшнуровываешь! В девять ровно ты должна сидеть за столом и работать, – Татьяна Филипповна раздраженно грохнула кружкой по полировке, на столе немедленно образовалась темная лужица кофе.

Хмыкнув, Лена в долгу не осталась:

– То-то я смотрю, вы уже вкалываете. Кстати, пить много кофе вредно, цвет лица портится.

Татьяна Филипповна покрылась синеватыми пятнами, медленно наливающимися яростной краснотой:

– Может, ты желаешь уволиться?

– Может, и желаю, – пора было сдаться, но Лена уже не могла остановиться. – Заявление сейчас написать?

Начальница, еще на прошлой неделе спихнувшая ей целиком перевод, который рассчитан был на двоих, прикусила язык: текст был сложным, а она такие страх как не любила.

Лена, так и не дождавшись ответной реплики, подняла глаза на Татьяну Филипповну, та сидела и молча хлебала свой кофе, уставившись круглыми глазами в окно. Но едва только Лена расслабилась и потянулась за бумагами, решив попить чай попозже, дабы не усугублять конфликт, как коллега с наслаждением, отодвинув кружку, сообщила:

– Такие красавцы на таких мышах, как ты, не женятся. А уж эти показные поцелуи… Тьфу!

Лена густо покраснела. Сама того не зная, эта мегера ударила ее по самому больному и высказала вслух мысль, которая у самой Лены холодной змеей свернулась на дне подсознания: слишком красивый мужик и слишком неожиданно и красиво все получилось.

Вечером Светка, поработав психотерапевтом, развеяла все ее сомнения. Карякина отошла от своего горя и готова была к новым подвигам. Диплом психолога у нее уже имелся, и теперь маленький столик в кухне снова был завален всевозможными газетами и жур-налами: Светка искала новое место работы. Старое было покинуто еще месяц назад, но она могла позволить себе подобные эксперименты. Ее отец, еще в далеком Светкином детстве бросивший их с матерью без алиментов, исчез на долгие восемнадцать лет, а теперь появился в ее жизни и старательно замаливал грехи прошлого, подкидывая дочурке солидные суммы «на жизнь». Папашка нынче был при деньгах, но Светка обращалась к нему лишь в крайних случаях: нанесенную маме и ей обиду она простить так и не смогла.

Когда Лена, никогда не видевшая своего отца и от этого чувствовавшая себя немного ущербной, пыталась вразумить подругу, что родителей не выбирают, что их надо любить такими, какие они есть, как и непутевых детей, Карякина начинала злиться и орать:

– Почему я должна его сейчас любить? Он имеет право сделать в своей любви перерыв, а я нет? Теперь у меня отпуск! Где он был, когда нам жрать нечего было, когда я зимой в демисезонном пальтишке ходила, когда мама болела, а денег на нормальные лекарства не было? Где? Занят был. Имеет право. Только теперь я занята. Извиняйте!

– Но ты же берешь у него деньги, – Лена пыталась понять ее позицию, но не понимала. В Светкиной непримиримости и принципиальности зияли обширные прорехи.

– Беру, – соглашалась Светка. – Когда они мне нужны. Это я получаю алименты, недополученные за предыдущие годы. Ясно?

Лене ясно не было, но спорить она переставала. Светку она любила: ей можно было доверить самое сокровенное.

Внимательно выслушав Ленин рассказ, лучшая подруга почесала нос, походила по кухне, потом решительно села и строго поинтересовалась:

– Это все? Или есть что-то еще, о чем ты решила умолчать?

– Все, – искренне удивилась Лена.

– И почему тогда ты мне все это рассказываешь таким тоном, словно в результате он спер у тебя кошелек и сгинул в неизвестном направлении?

– Ну, кошелек-то он не спер, а сгинуть сгинул, – печально подтвердила Лена.

– Слушай, Кораблева! У тебя с головой все нормально? Он взрослый мужик, у него своя жизнь, работа, он что, должен был встать на колени перед твоей конторой и ждать окончания рабочего дня? Или трендеть на гитаре под твоим балконом? Ты случайно не свихнулась на радостях?