С тех пор множество изобретателей пыталось сконструировать куклу, подобную турку Кемпелена, но их создания не выдерживали никакой критики. Многие пытались доказать, что механическое чудо – своеобразная афера. В дискуссию оказались втянуты и великий поэт Гете, и американский писатель По, родоначальник детективного жанра. Но разгадка пришла сама собой, когда в 1820 году в Лондоне вышло «Собрание 50 беспроигрышных партий, сыгранных знаменитым механическим турком». В книге рассказывалось, что за почти полвека игры было сыграно около 300 партий и проиграно всего 6. Фантастический результат! Но далее следовало вообще невероятное: семь знаменитостей шахматного мира признавались в том, что находились внутри машины, играя рукой турка. И это были лучшие шахматисты своего времени: Альгейер, Вейле, Уильямс, Льюис, Александр, Муре и Шлумбергер. Лондонский издатель рассчитывал, что их заявление произведет сенсацию. Но случилось поразительное: шахматистам никто не поверил! Еще бы – все они были рослыми мужчинами нехилой комплекции – как же им удалось уместиться в машине, сплошь нашпигованной механизмами?!

Ну а после памятного пожара в Филадельфии интерес к механическому шахматному чуду был и вовсе потерян, ведь мир посчитал, что машина сгорела. Да и развитие техники в конце XIX века оставило далеко позади все предыдущие «чудеса». Однако великие авантюры не проходят бесследно – и след шахматной аферы неожиданно обнаружился в 1945 году. Французский солдат из союзнической оккупационной армии, расквартированной в Вене, случайно обнаружил в одном из старых подвалов фигуру турка вместе с ящиком, наполненным механизмами уже давно забытого предназначения. Находку передали историкам техники. Их тщательное обследование привело к поразительному результату. Оказалось, все оппоненты были правы и не правы одновременно. В ящике действительно сидел живой шахматист – и места там хватало. И хотя колеса, шестеренки, валики и рычаги вращались и крутились, их было не так много, сколь казалось зрителям. Они просто умножались хитро установленной системой зеркал, эта же система надежно скрывала от глаз зрителей и спрятанного шахматиста. Однако помимо механики, рассчитанной на зрительный эффект, талантливый Кемпелен изобрел еще и небольшую систему, посредством которой шахматист управлял куклой турка. И вот это изобретение и было незаурядным для своего времени. Оно позволяло объединить в единую систему две доски – внешнюю (перед зрителем) и внутреннюю (находившуюся в ящике). Таким образом, действия реального игрока переносились на внутреннюю доску перед спрятанным шахматистом. Его же ходы автоматически переносились на руку турка, который послушно переставлял фигуры на внешней доске. Словом, это был синтез человека и машины. Пройдет пара веков, и человек снова объединит свои усилия с машиной – так родится шахматная программа для компьютера. И уже к концу ХХ века сам чемпион мира Гарри Каспаров не раз сыграет с компьютером.

Пожалуй, в жизни ни одного монарха не было столько сенсаций, одни только разговоры о которых повергали бы в трепет что современников, что потомков. Да и само его рождение – сенсация…

А ведь казалось, все исходные данные абсолютно ясны: император Павел Петрович – наследник императорской четы Петра III и Екатерины II. Родители Павла – монархи вполне легитимные. Отец, Петр III, хоть и был выписан тетушкой императрицей Елизаветой Петровной из далекой Голштинии, но к российскому трону отношение имел самое прямое. Он был сыном принца Голштейн-Готторпского и цесаревны Анны Петровны, а значит, внуком самого Петра Великого. Елизавета Петровна, будучи бездетной, объявила сына обожаемой сестрицы Аннушки законным наследником, хоть и поняла, что племянник не силен умом. Но деятельная тетушка приняла свои меры – сыскала умную невесту – Софию-Фредерику-Августу, принцессу Ангальт-Цербстскую, принявшую в России имя Екатерина Алексеевна. И каковы бы ни были сомнения в родовитости невесты, но венчание состоялось, а значит, первенец этой пары автоматически становился законным наследником трона.

Так отчего же весь двор шептал, что родившийся у Екатерины малютка Павел Петрович – персона нелегитимная для трона?

Всем известно, что личная жизнь молодых супругов Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны не задалась. Можно сказать, что ее вообще не было: Петр интересовался не прелестями юной супруги, а воинскими маневрами. К тому же красивая и умная женушка пугала малограмотного Петра, он явно отдавал предпочтение совершенно глупым дурнушкам. Словом, вплоть до начала 1752 года бедная Екатерина оставалась невольной девственницей. Такое положение вещей приводило императрицу Елизавету сначала в недоумение, потом в ярость. Для устойчивости трона необходима была династия, а недалекий Петруша не собирался подарить Елизавете внука. И тогда мудрая правительница предприняла свои меры – «интригу по созданию наследника».

На Пасху 1752 года наперсница юной Екатерины фрейлина Чоглокова представила своей патронессе двух молодых красавцев лучших кровей – Сергея Салтыкова и Льва Нарышкина. Оба начали бурно ухаживать за Екатериной, но та выбрала Салтыкова. Однако ни на что, кроме робких улыбок, не осмелилась – опасалась гнева императрицы Елизаветы. Но в один из вечеров юная Екатерина услышала совершенно бестактное, на ее взгляд, предложение. Пронырливая Чоглокова заявила девушке, что супружеская неверность, конечно, вещь осуждаемая, но случаются «положения высшего порядка, ради которых следует сделать исключение». Словом, Екатерине предлагалось незамедлительно приступить к «созданию наследника», пусть и не с законным мужем. Бедная девушка только ахнула: «Что обо мне скажет матушка императрица?» Чоглокова умильно улыбнулась и прошептала: «Скажет, что вы исполнили ее волю!»

Вот так и произошло сближение Екатерины с Сергеем Салтыковым – в интересах «высоких государственных соображений». Но ребенок не давался легко. Два раза Екатерина теряла дитя – первый раз из-за тряски в карете, когда Елизавета потащила невестку с собой в путешествие. Второй раз – после бурных танцев на балу, в которых невозможно было не участвовать, ведь Елизавета обожала танцы до упада и требовала, чтобы ее примеру следовали все. После этих печальных событий Салтыков стал более холоден к Екатерине. Может, ему надоело участвовать в «забавах высшего порядка», может, хотелось погулять вволю, а тут приходилось «держать верность» Екатерине, не искушенной в любовных ласках. Но возможно, случилось и нечто непредвиденное: законный супруг Петр Федорович вдруг очнулся и, надавав любовнику пощечин, пожелал «познать» собственную супругу.

Правда, являлся всегда пьяным, но Екатерина не гнала его. Она, конечно, понимала, что императрица Елизавета мечтает о любом внуке, но сама она, мудрая не по годам, жаждала иметь наследника от законного мужа.

Как события развивались далее – покрыто мраком. Одни мемуаристы считают, что родившийся 20 сентября 1754 года долгожданный младенец Павел – сын Салтыкова, другие же, в том числе и сама Екатерина в собственных «Записках», утверждают, что Павел – действительно сын ее супруга Петра. В пользу первой версии говорит сохранившийся текст доклада доверенного канцлера Бестужева-Рюмина императрице Елизавете, где есть и такие строки: «Начертанное по премудрому соображению Вашего Величества восприняло благое и желанное начало, – присутствие исполнителя высочайшей воли Вашего Величества теперь не только здесь не нужно, но даже к достижению совершенного исполнения и сокровению на вечные времена тайны было бы вредно. По уважению сих соображений благоволите, всемилостивейшая государыня, повелеть камергеру Салтыкову быть послом Вашего Величества в Стокгольме при короле Швеции». Словом, еще в те времена сделавших свое дело и ставших неугодными «друзей» отсылали в почетные ссылки. Однако в пользу второй версии (Павел – законный сын Петра Федоровича) говорит вещь совершенно неоспоримая – сын был похож на отца, и по истечении времени сходство только усиливалось.

Исходя из этого, строки канцлера можно прочесть и по-иному. Салтыкова удаляли от двора не только для того, чтобы он не болтал лишнего о связи с Екатериной, но главным образом потому, что «создание наследника» произошло наиболее нравственным путем – муж и жена сами решили свои проблемы. Потому-то, как выразился канцлер, «присутствие [Салтыкова]… теперь не только здесь не нужно, но даже… было бы вредно».

Словом, наследник родился, интрига ушла в песок. Но загадка не разрешилась, а потому возникли новые домыслы. Самая удивительная версия опубликована писателем Герценом, во время его «лондонского сидения» еще в 1861 году. Согласно ей и третий ребенок, которого Екатерина зачала от Салтыкова, родился мертвым. И тогда Елизавета, отчаявшаяся получить внука-наследника (ведь у юной Екатерины это уже третья «женская неспособность»!), приказала срочно подменить младенца. Живого ребенка сыскали неподалеку – в деревне Котлы под Ораниенбаумом в чухонской семье (так тогда звали финнов, которые в большом количестве проживали вокруг Петербурга). Живого мальчика привезли Елизавете, а Екатерину, еще не знавшую о мертвом ребенке, бросили в холодном коридоре без ухода, даже воды попить не давали. Возможно, как говорится в статье, «пустая и злая императрица Елисавета» хотела, чтобы роженица умерла. Но сильный организм Екатерины выдержал, и она начала поправляться. Тогда Елизавета пошла на новую уловку: чтобы мать не поняла, что это не ее младенец, императрица еще больше месяца не давала Екатерине даже взглянуть на сына.