Шрифт:
— Как старомодно, — заметил Люк. — Тебе уже лучше? Останешься, или выйдем на улицу?
Я сумела подняться.
— Мне лучше. Думаю, стоит порепетировать. До выступления минут сорок пять, не больше. Не знаю, сколько времени я здесь провела. — Я указала на унитаз.
— Хорошо, давай порепетируем на воздухе. Там тише. О твоем выступлении объявят заранее, не пропустишь.
Будь на месте Люка любой другой, я бы отказалась. Я уже давно ни с кем, кроме Джеймса и родственников, так долго не разговаривала. И это даже если не считать разговором эпизод рядом с унитазом.
Люк взял мою арфу.
— Давай помогу. Ты по-старомодному слабая. Можешь взять? — Он протянул мне деревянную шкатулку, украшенную изысканной резьбой, слишком тяжелую для своего размера. Мне она понравилась: казалось, в ней кроется какая-то тайна.
— Что там? — выпалила я и поняла, что это первый вопрос, который я ему задала. Мне даже в голову не пришло ни о чем его спросить, будто бы мы заключили тайное соглашение: я не задаю вопросов и принимаю все так, как есть.
— Флейта. — Люк открыл дверь туалета и направился к выходу.
— В какой номинации ты участвуешь?
— Я здесь не ради конкурса.
— А зачем?
Он обернулся с теплой улыбкой.
— Пришел, чтобы послушать, как ты играешь.
Ложь, но приятная.
Люк отвел меня на ярко освещенную солнцем площадку для пикников рядом с футбольным полем. Из громкоговорителя возле двери раздался голос, назвавший имя конкурсанта.
— Видишь? Они объявят, когда придет твоя очередь.
Люк устроился на столе для пикника, я села рядом с арфой на скамью.
— Что ты мне сыграешь?
Живот снова свело. Он подумает, что я совсем расклеилась и не в состоянии сыграть даже перед одним зрителем.
— Ммм…
Люк отвернулся, открыл шкатулку и аккуратно соединил две части флейты.
— Ты хочешь сказать, что ты настолько великий музыкант, что не собираешься ни с кем делиться своим искусством?
— Послушать тебя, так я отъявленная эгоистка!
Люк поднес флейту к губам и взял «ля».
— Я держал твои волосы. Разве я не заслужил награду? Сосредоточься на музыке. Представь, что рядом с тобой никого нет.
— Но рядом со мной ты.
— Представь себе, что я — столик для пикника.
Рукава футболки не могли скрыть его мускулы.
— Ты не тянешь на столик для пикника.
Да, о его присутствии забыть совершенно невозможно.
Люк посмотрел на меня.
— Играй, — настойчиво повторил он.
Я повернулась к арфе (привет, подруга!), поставила ее на шестидюймовые ножки и оперла о плечо. Беглый взгляд на струны сказал, что арфа не расстроена, и я начала играть. Струны оживали под моими пальцами. Арфе нравилась теплая влажная погода.
Я запела, сперва вполголоса, потом погромче. Мне хотелось удивить Люка.
Солнечный лучик заглянет в окно, Но на душе моей будет темно. Душу не радует солнечный свет, Если со мною любимого нет. Буду сидеть у окна я и ждать, Буду судьбу я свою вопрошать: Скоро ль услышу я голос родной? Скоро ль любимый вернется домой? Услышу ли я голос твой, Вернешься ли домой? Услышу ли я голос твой, Будешь ли со мной?Я замолчала, услышав, что флейта подхватила мотив.
— Ты знаешь эту песню?
— Да, знаю. Помнишь куплет о его смерти?
Я нахмурилась.
— Я спела все, что знала. Разве в конце герой умирает?
— Ну конечно. Это ведь ирландская песня. В ирландских песнях все умирают. Я тебе спою. Подыграй, чтобы я не сбился.
Я заиграла, мысленно настроив себя продолжать, как бы ни зазвучал его голос.
Он повернулся лицом к солнцу и запел:
Нет, не вернется любимый ко мне. Голову он положил на войне. Некого больше мне ждать у окна. Сердце навечно сковала зима. Не петь мне больше для тебя, На арфе не играть. Не петь мне больше никогда, Тебя не обнимать.— Видишь? Его убили…
— Как грустно! — воскликнула я.
— Это очень старая песня, — продолжил Люк. — Тот куплет, что ты спела, появился позднее. Я его не слышал. Но то, что спел я, было частью песни с самого начала. Ты не знала?
— Нет, — сказала я и искренне добавила: — У тебя чудесный голос. Когда слушаешь тебя, кажется, что звучит профессиональная запись.
— У тебя тоже, — сказал Люк. — У тебя ангельский голос. Эту песню должна исполнять девушка. Это девчачья лирика.