— Оружие ближнего боя, — шептались они. — Значит, это будет ближний бой!

Плотный унтер-офицер, отвечавший за показ вооружения, которому помогали трое рядовых, прилаживал круглый топливный ранец на спину солдату «Вотана».

— От этого ранца зависит все, — объяснил он. — Но с ним нужно обращаться предельно осторожно. Поверьте мне, это чертовски чувствительный механизм. Если его даже рикошетом заденет хоть одна пуля, то вы все сгорите.

Солдаты второй роты почтительно засмеялись. Однако не было похоже, что они до конца верят этому представителю Службы специального вооружения.

— Итак, что мы делаем? — спросил вслух унтер-офицер и ответил на свой собственный вопрос. — Мы обеспечиваем огнеметчику самую лучшую защиту, какую только возможно. Ее осуществляют номера два и три. — Он указал на двух пехотинцев с винтовками и гранатами, стоявших как две иллюстрации из армейского учебного пособия.

Унтер-офицер прочистил горло.

— Наша условная цель — вон тот блиндаж. — Он указал на макет блиндажа в натуральную величину, установленный приблизительно в пятидесяти метрах впереди. — Сейчас вы увидите, как мы сделаем это.

Номер два начал подползать к бункеру слева, зажав в руке дымовую шашку. Номер три, в свою очередь, рухнул на землю, раскинул ноги под предписанным углом и с увлечением начал обстреливать холостыми патронами щель бункера.

Номер два внезапно поднял вверх руку. Номер третий тут же прекратил обстрел, и номер второй сразу же бросил гранату. Послышался сухой треск, как будто жарким летом под ногами сломалась толстая сухая ветка, и бункер окутался густым облаком серого дыма. Стрелок вскочил на ноги и бросился вперед, оказавшись сбоку от солдата с огнеметом. Он держался на одной линии с номером первым.

Унтер-офицер свистнул. Атакующие с удвоенной скоростью бросились в быстро рассеивающийся дым. Стрелок бежал слева от солдата с огнеметом, стреляя от бедра, но наблюдатели из второй роты отметили, что он делал все возможное для того, чтобы держаться немного позади. Секунду спустя они увидели, почему.

Номер первый нажал на спуск своего ужасного оружия. Шипящий язык пламени рванулся вперед и облизал макет бункера. На поверхности дерева начали лопаться пузыри краски. Воздух заполнился вонью горящего дерева и опаленной травы.

Унтер-офицер смотрел на солдат второй роты. Стояла гробовая тишина. Даже после двух дюжин таких демонстраций он сам не мог полностью преодолеть страх, охватывавший его, когда он видел, как огнемет делает свою работу.

— В реальности любое живое существо в радиусе двадцати метров задохнулось бы от нехватки кислорода, а все, что попадает в струю пламени, сгорает, вдвое уменьшаясь в размерах. Говорят, люди после этого становятся похожими на маленьких черных пигмеев, — многозначительно заключил он.

После прибытия огнеметов началась интенсивная тренировка в одной из местных деревень, из которой для этого по приказу командира батальона были поспешно эвакуированы все жители. Снова и снова эсэсовцы учились брать штурмом дома. Технология отрабатывалась до автоматизма: сначала — шквал автоматного огня по линии окон, чтобы прижать находящихся внутри к полу, затем вышибается дверь, после чего внутрь бросается граната, звучит приглушенный грохот взрыва, дверь открывается снова и следует заключительный шквал автоматного огня для окончательного уничтожения живой силы противника.

— Дерьмо! — чертыхнулся Шульце, когда оберштурмфюрер фон Доденбург приказал своему взводу подготовиться к очередному повторению тренировки, — пожалуй, я никогда больше не смогу войти в дверь, не бросив туда сначала гранату! — Он вытер пот со лба. — Если так пойдет и дальше, я буду представлять реальную опасность для общества. Стану настоящим антиобщественным элементом.

Куно фон Доденбург снова надел каску и взял свой «шмайссер» [24] .

— Шульце, — сказал он, — вы представляете опасность для общества с тех пор, как ваш отец сделал вас. Пошевеливайтесь!

Но, выполняя предписанную ему программу боевой подготовки, гауптштурмфюрер Гейер при этом вовсе не собирался вслепую следовать предписаниям командира батальона — штурмбаннфюрера Хартманна. Про себя он думал, что Хартманн вряд ли переживет следующую кампанию. Несмотря на должность командира батальона, он не был достаточно тверд. К тому же у него были жена и дети, что, по мнению Стервятника, всегда плохо характеризует профессионального солдата. Кроме того, Хартманн был слишком обычным человеком: он не был готов к неожиданностям, например, к внезапному столкновению с противником, особенно при отсутствии подходящего вооружения.