Только зная наперед свою судьбу, мы могли бы наперед поручиться за свое поведение.

Может ли человек с уверенностью сказать, чего он захочет в будущем, если он не способен понять, чего ему хочется сейчас.

Любовь для души любящего означает то же, что душа – для тела, которое она одухотворяет.

Не в нашей воле полюбить или разлюбить, поэтому ни любовник не вправе жаловаться на ветреность своей любовницы, ни она – на его непостоянство,

Любовь к справедливости рождена живейшим беспокойством, как бы кто не отнял у нас нашего достояния; оно-то и побуждает людей так заботливо оберегать интересы ближнего, так уважать их и так усердно избегать несправедливых поступков. Этот страх принуждает их довольствоваться благами, дарованными им по праву рождения или прихоти судьбы, а не будь его, они беспрестанно совершали бы набеги на чужие владения.

Справедливость умеренного судьи свидетельствует лишь о его любви к своему высокому положению.

Люди не потому порицают несправедливость, что питают к ней отвращение, а потому, что она наносит ущерб их выгоде.

Перестав любить, мы радуемся, когда нам изменяют, тем самым освобождая нас от необходимости хранить верность.

Радость, охватывающая нас в первую минуту при виде счастья наших друзей, вызвана отнюдь не нашей природной добротой или привязанностью к ним: она просто вытекает из себялюбивой надежды на то, что и мы в свою очередь будем счастливы или хотя бы сумеем извлечь выгоду из их удачи.

В невзгодах наших лучших друзей мы всегда находим нечто даже приятное для себя.

Как мы можем требовать, что бы кто-то сохранил нашу тайну, если мы сами не можем ее сохранить?

Самое опасное следствие гордыни – это ослепление: оно поддерживает и укрепляет ее, мешая нам найти средства, которые облегчили бы наши горести и помогли бы исцелиться от пороков.

Потеряв надежду обнаружить разум у окружающих, мы уже и сами не стараемся его сохранить.

Никто так не торопит других, как лентяи: ублажив свою лень, они хотят казаться усердными.

У нас столько же оснований сетовать на людей, помогающих нам познать себя, как у того афинского безумца жаловаться на врача, который исцелил его от ложной уверенности, что он – богач.

Философы и в первую очередь Сенека своими наставлениями отнюдь не уничтожили преступных людских помыслов, а лишь пустили их на постройку здания гордыни.

Не замечать охлаждения друзей значит мало ценить их дружбу.

Даже самые разумные люди разумны лишь в несущественном; в делах значительных разум обычно им изменяет.

Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного разума.

Воздержанность в еде рождена или заботой о здоровье, или неспособностью много съесть.

Человеческие дарования подобны деревьям: каждое обладает особенными свойствами и приносит лишь ему присущие плоды.

Быстрее всего мы забываем то, о чем нам прискучило говорить.

Когда люди уклоняются от похвал, это говорит не столько об их скромности, сколько о желании услышать более утонченную похвалу.

Люди порицают порок и превозносят добродетель только из своекорыстия.

Похвала полезна хотя бы потому, что укрепляет нас в добродетельных намерениях.