– Не было этого, не смотрел меня никто, все время в подвале просидела, света белого не видючи…

Кляп Рык вставил обратно, а Полоз за обман купцу сломал палец на ноге. Заорал купец, ногами засучил, будто и впрямь от боли да от пытки убежать мог, связанный, со спутанными ногами.

Но снова начал плести про незнакомого: мол, по говору вроде как из приморских краев… медленный такой говор, с шепелявинкой.

За шепелявинку ему выбили зуб. Полоз ударил легонько, но зуб у Жмота вылетел, и потекла кровь по лицу.

– Да что ж вы делаете? – зачастил купец, и голос его рыкающий стал вдруг жалостным и робким. – Ни за что же муке предаете… Я ж всю правду, как перед Сторожами. Доченьками своими клянусь, всеми четырьмя… Ради них пожадничал, ради кровинок моих… Подрастают, старшей уже пятнадцать – замуж пора. А без приданого кто ее возьмет? Перекати-поле, безродный какой, без дома, без дела… Вот и кручусь, как могу. Головой рискую, господа ватажники, в пасть ко зверю дикому ее кладу. Монетку к монетке собираю, там чешуйку, там ноготок, а там, глядишь, змейку золотую…

Рык и Полоз не торопились. Пока ватага готовила ужин, они медленно тянули из купца правду, с кровью тянули, с криками да стонами купеческими. Только у купца терпения много было: даже потеряв окончательно оба мизинца на руках, он продолжал тянуть свое о дочках да приданом, обещал все свои сбережения отдать, тайники выдать да записки долговые на многие тысячи золотых змеек господам-ватажникам передать.

И это было странно. Ведь не пытался Жмот деньги утаить, плакал, просил забрать, только не мучить. Жизни лишить просил, только не мучить и не заставлять оговаривать себя.

– Не нападал я на княжьего ребенка, не похищал княжну… да и как я мог на дитя малое, ей же три года всего… Три годочка! Я же своих доченек на руках баюкал, когда жена померла. Ночи не спал, пеленки сам менял… Как мог бы я на муки девочку отдавать… – купец замолчал вдруг, поняв, что про муки это он напрасно сказал, что про муки у него-то не спрашивали. И не знали ничего.

И тут он снова закричал – Рык и Полоз дело пыточное хорошо знали, не один упрямец через их руки прошел. Сколько их, терпеливых, клялись и божились, Сторожами клялись, огнем испепеляющим, а все равно рассказывали. Не на первый день, так на второй, не на второй, так на третий. Кто после пытки огнем, а кто руки лишившись или кожи с обеих ног.

Но Жмот кричать-то кричал, но от слова своего не отходил.

Не похищал – и все тут. А про муки – обмолвился. Пожалел дочку княжескую да и представил себе страхи да муки… Вот и ляпнул. А так… Да если бы он знал, что это нянька. Если бы знал! А то ведь ему ее в мешке передали, сунули из саней в сани на самом выезде из посада.

И тут снова ошибся Жмот. Кликнули Враля, который с обозом от самого постоялого двора ехал, – нигде не останавливались и мешка не принимали. Враль как раз с собой жаровню с угольями принес да инструменты разные хитрые.

Полоз тому уж пять лет как инструмент у заплечных дел мастера из дома забрал, когда мстил за своего брата, запытанного до смерти. С тех пор инструменты ни разу не подводили в таких вот непростых переговорах.

Но и когда запахло паленым, когда кожу на ногах стали надрезать да на медные раскаленные палочки наматывать, и тогда купец криком кричал, а продолжал отпираться. Он клялся и призывал в свидетели своей правды Звездного Хозяина, Огненную Деву и Рыбака, кого лжец обычно поминать не будет, дабы не мучиться потом до скончания мира после смерти.

А купец врал да клятвами своими еще и обрекал себя на муки вечные.

Что-то тут было не так.

Рык задумался. Полоз задумался.

Глухо стонала связанная нянька, не в силах ни отвернуться от пытки, ни смотреть на нее.

Правильная мысль пришла и вожаку, и его помощнику одновременно. Они сразу поняли, что мысль правильная, как только она мелькнула.

– А мы тебя пытать не будем, – сказал Рык.

– А зачем нам тебя пытать? – подхватил Полоз. – Мы же знаем, что ты врешь.

– И ты знаешь, что врешь, – Рык отодвинул в сторону жаровню с инструментами. – Так чего нам вот тут над тобой биться?

– Не вру я, – простонал купец. – Вот Рыбаком клянусь, пусть он меня, если я хоть слово неправды сказал, на крюк посадит да Змея на меня ловит, в Заокраинном море…

– Мне надоело, – сказал Рык. – Ты ж за Перевозом живешь? У тебя хутор аккурат перед рыбачьей крепостью? Так ведь?

– Так, – ответил купец, не понимая еще, что задумали разбойники.

– Туда ехать к тебе по нынешней погоде да дороге дня три…