Трейси, стоявший на ступеньках собора, увидел, как подъехал лимузин с Мэри Холмгрен, и спустился ее встретить.

Она была стройной женщиной с каштановыми волосами, решительным подбородком и спокойным взглядом светлых глаз. Строгий черный костюм, на голове – черная шляпка с вуалью.

– Привет, Мэри, – мягко произнес он. – Как ты?

Мэри Холмгрен совершенно спокойно взглянула на него – казалось она даже не замечает репортеров и телевизионщиков с камерами, толпившихся за временной оградой. Цвет лица у нее был свежий и здоровый.

Рука ее в черной перчатке покоилась на плече девочки-подростка.

– Ты знаком с моей дочерью, Энни?

– Конечно.

– Маргарет, – объявила она твердым голосом, – проведи Энни в церковь. Я скоро к вам присоединюсь. – Высокое белолицее существо с маленькой головкой кивнуло и повело Энни по лестнице, а фотокамеры запечатлевали этот момент для истории.

– Она просто героическая девочка, – сказала Мэри Холмгрен, провожая взглядом неестественно прямую спину дочери.

– Я могу быть чем-нибудь полезен, Мэри?

Мэри Холмгрен взяла его под руку. Она приняла соболезнования от президента городского совета, кивнула представителю, которого едва знала, и сжала руку Трейси.

– Она здесь?

Трейси сразу же понял, что она имеет в виду Мойру:

– Нет.

Она похлопала его по руке:

– Хорошо. Я всегда могла на тебя положиться.

– Мэри...

– Нет!

Она выкрикнула «нет!» полушепотом – разговор не предназначался для посторонних ушей. – Об этом мы говорить не будем. Ни сегодня, ни когда-либо я не намерена обсуждать поступки Джона. Да и зачем? Его больше с нами нет.

Они медленно поднимались по ступенькам.

– Хорошо, что ты меня встретил, – голос ее смягчился. – Ты был лучшим другом Джона. Я уверена, что без тебя он не добился бы того, чего добился, и за это буду вечно тебе признательна, – она повернулась, кивнула подходившему к ним мэру города. – Но в конце концов она бы отняла его у меня, я это знаю, – теперь он заметил слезинки в уголках ее глаз. Они сверкнули на солнце. – Но, Боже мой, ему еще столько следовало сделать, столько сделать!

Он сильнее сжал ее руку и помогал ей преодолевать ступеньки – с таким трудом, будто это были плато на пути к горной вершине. Он хотел бы поддержать, обнять ее за плечи, но знал ее достаточно хорошо, чтобы понять: она воспримет это как непростительную слабость со своей стороны. Она всегда была более сильной личностью, чем Джон, это Джон искал ее поддержки, а не наоборот. Возможно, подумал Трейси, Мэри потому и не пропускала воскресных служб, что только в церкви она находила поддержку для самой себя.

На верхней ступеньке они помедлили, и Трейси почувствовал, что Мэри, вопреки всей своей выдержке, дрожит.

– Трейси, – прошептала она. – Я сейчас скажу тебе то, о чем никто не знает. Впрочем, Джон, может быть, догадывался... Я больше всего на свете хотела стать Первой леди этой страны. Я могла бы сделать так много, так много! – Он заглянул в ее глаза и увидел там пустоту.

Они прошли в прохладный гулкий полумрак, в который сквозь мозаичные окна лился приглушенный солнечный свет.

– Давайте же каждый вспомянем Джона Холмгрена, – начал архиепископ и, как бы вторя словам Мэри, сказал: – но будем сожалеть не о прошлом, а о том будущем, которое он готовил всем нам. Все то доброе, что Джон Холмгрен сделал для этого штата и для этого города, невозможно перечислить... – после чего архиепископ принялся все же перечислять добрые деяния покойного.

Трейси сидел позади Мэри и Энни Холмгренов и думал о Джоне, о Мойре. Он почувствовал себя виноватым за то, что тайком не провел ее сюда, в собор. Но остановило его не возможное столкновение с Мэри Холмгрен – этого-то легко можно было избежать.

Его беспокоил Туэйт. Он не хотел, чтобы этот ублюдок мучил Мойру допросами, а пока она остается за пределами города, она в безопасности.

Трейси прекрасно разбирался в людях и подозревал, что официального указания закрыть дело было для этого детектива недостаточно. Правда, Трейси не мог понять, происходило это от того, что он слишком умен, или от того, что слишком глуп.

Речь архиепископа казалась бесконечной, и Трейси подумал, что если бы Джон сейчас сидел рядом, он бы уже весь извертелся от злости и нетерпения.

Затем раздались песнопения, после чего, слава Богу, заупокойная служба закончилась. Хорошо, что Мойра избавлена от этого фарса – все было затеяно, как он понимал, ради Мэри и ради прессы.

– Мистер Ричтер?

Трейси повернулся. В этот момент гроб медленно понесли из церкви, за ним шли Мэри и Энни.

– Да? – он увидел человека среднего роста, в золотых очках на подвижном, умном лице. Человек был одет в темно-серый костюм и черные ботинки.

– Меня зовут Стивен Джекс, – руки он не протянул. – Я помощник Атертона Готтшалка.