– Да прочитала в газете призыв о помощи.

– То есть ребенок тебе незнаком?

– Конечно нет.

Нонна тупо уставилась в бумаги. Потом вновь подняла взор:

– И сколько перечислила?

– По твоим меркам – сущие копейки.

– А по твоим?

– Солидную сумму. И теперь мне нужны деньги, так как позвонил Никита и велел срочно спонсировать Ланочку, потому что она…

Нонна, не дослушав, встала и вышла из кабинета. Вернувшись, положила на стол передо мной увесистую денежную «котлету».

– Сердобольная ты моя, – сказала она.

– Я поступила неправильно? – с вызовом поинтересовалась я.

– Знаешь, пожалуй, лучше мне промолчать.

– Нет, скажи!

– По крайней мере, ты верна себе. А это всегда вызывает уважение.

– Спасибо, хоть идиоткой не назвала. Ева вчера так прямо и сказала.

– А ты ее не слушай! – тут же подскочила Нонна. Видимо, обиделась за подругу. Хотя и у нее самой, полагаю, вертелось на языке то же слово. – Эта Ева… Она хоть что-то когда-то сделала доброе не для себя, а для других?

– Конечно! Платье мне дала красивое, офигенное, я его на концерт надела. И еще тебя по всему городу искала, когда я к батарее привязалась!

– Горе ты мое! – вздохнула Нонна. – Уйди, не мешай работать.

– Все, уже ушла.

На пороге я нерешительно обернулась:

– Нонночка, это…

– Что еще? – гюрзой прошипела подруга, снова отрываясь от важных бумаг.

– Не знаю, когда отдам деньги. Вообще-то скоро зарплата, и еще в «Стильной леди» должны гонорарчик подки…

– Как сможешь, так и отдашь.

– Любимой подруге конечно же без процентов? – нежно проворковала я, безучастно рассматривая липу за окном.

– Ща как по роже тресну! – возмущенно рявкнула Нонна. – Какие проценты? Ты за кого меня держишь?!

– Просто уточнила, – кротко сказала я. – Страна у нас капиталистическая. Всюду денежные отношения.

– Проваливай! Нет, постой.

Нонна опять вышла и вернулась с другой пачкой денег.

Наверное, в соседней комнате у нее печатный станок.

Можно я буду там жить?

– Вот, возьми.

– Это взятка? Чтобы я наконец-то сгинула с твоих глаз? – обрадовалась я.

– Нет! Перечисли на операцию ребенку.

– О, Нонна! – задохнулась я от восторга и благодарности.

– Это будет мой взнос. Что там с дитем?

– Редкое генетическое заболевание. Но шансы хорошие.

– Отлично. Теперь иди. Ты время у меня отнимаешь.

– Дай я тебя поцелую?

– Еще чего не хватало! С Никитой будешь целоваться, – отрезала Нонна. – До свидания!

– Нонна, спасибо, спасибо! Ну, я пошла. Уже иду. Побегу в банк, отправлю деньги.

– ДО СВИДАНИЯ, ЮЛЯ!

– Да, ухожу. Нонна, еще один маленький вопросик. Ответь! Почему ты решила сделать это?

– О боже, ты отстанешь от меня когда-нибудь или нет?!!

– Ответь, и я отстану!

– Три причины, почему я это сделала. Первая: чтобы ты не считала себя самой благородной. Вторая: чтобы ты не считала себя сентиментальной идиоткой. Третья: чтобы помочь ребенку. Достаточно? А теперь – до свидания!

Я стояла у крыльца офиса под сияющим солнцем, вдыхала аромат цветущей черемухи и не решалась вернуться обратно. Если я вернусь, Нонна обязательно кинет в меня каким-нибудь тяжелым предметом.

Витриной с подушками. Или сейфом.

В гневе она страшна, наверное.

А вернуться необходимо. Ведь я забыла сказать Нонне о самом главном: сегодня утром у меня возникла идея предложить подруге приятную увеселительную прогулку. Нечто вроде загородной экскурсии в дачный поселок, где находится особняк Воскресенского.

Я должна туда поехать и выяснить, не валяется ли в доме полуразложившееся на жаре тело депутата. Вдруг головорезы не только не убрали за собой после вторжения, не почистили ковер, не вытерли пыль, но даже не посчитали нужным спрятать тело!

Но если останки брошены в особняке и сейчас наполняют дом зловонием, то почему бездействует прислуга? Учитывая количество живых существ с зубами и копытами, обитающих в усадьбе, у Воскресенского обязательно должен быть целый штат помощников – кормить барсуков, присматривать за белками, чистить лошадей. Почему эти трудолюбивые и скромные люди не бьют тревогу?

Наверное, они просто не заходят в закрытый дом. И так же, как и все кругом, полагают – барин уехал на Мальдивы… А вдруг я застану какую-нибудь помощницу по хозяйству или берейтора и смогу поговорить с ними… Пресса, как и раньше, молчит. Холмогоров не спешит отчитываться передо мной, удалось ли ему выяснить хоть что-то о судьбе Воскресенского.