— Ладно, будет реветь, как корова!

Что значит в устах бога даже простое сравнение! Ио тут же превратилась в корову. И Зевсу ничего не оставалось, как помириться с женой.

— Забудем прошлое, — сказал он. — Хочешь, я подарю тебе корову?

Не беда, что Янус был двулик, в общем-то он жизнь достойно прожил. Пусть он был одним лицом ничтожен, но зато другим лицом — велик. Пусть в одном лице он был пройдоха, но в другом был честен и правдив. Пусть с людьми он был несправедлив, но с богами вел себя неплохо. Пусть подчас был резок на язык, но подчас довольно осторожен.

Не беда, что Янус был двулик. В среднем он считается хорошим.

Женщины ходили за Нарциссом по пятам и делали ему самые заманчивые предложения. Но Нарцисс отвечал каждой из них:

— Я не могу любить сразу двоих — и себя, и тебя. Кто-то из нас должен уйти.

— Хорошо, я уйду, — самоотверженно соглашались одни.

— Нет уж, лучше уходи ты, — пылко настаивали другие.

Но результат был один и тот же.

Только одна женщина сказала не так, как все.

— Да, действительно, — сказала она, — любить двоих — это дело хлопотное. Но вдвоем нам будет легче: ты будешь любить меня, а я — тебя.

— Постой, постой, — сказал Нарцисс, — ты — меня, а я?

— А ты — меня.

— Ты меня — это я уже слышал. А я кого?

— Ты меня, — терпеливо объяснила женщина.

Нарцисс стал соображать. Он шевелил губами, что-то высчитывал на пальцах, и на лбу у него выступил пот.

— Значит, ты меня? — наконец сказал он.

— Да, да! — радостно подтвердила женщина.

— А я?

Женщина ничего не ответила. Она посмотрела на Нарцисса и подумала, что, пожалуй, ей трудно будет его полюбить.

— Знаешь что? — предложил Нарцисс. — Зачем так все усложнять? Пусть каждый любит сам себя — это гораздо проще.

Орфей спустился в ад, а там — дела все те же: ни песен, ни баллад — один зубовный скрежет. Кипящая смола да пышущая сера, да копоть — вот и вся, по сути, атмосфера.

И здесь, в дыму печей, в жару котлов чугунных, стоит певец Орфей, перебирает струны. О райских берегах, о неземных красотах…

Кипит смола в котлах — в аду кипит работа.

Орфей спустился в ад, но ад остался адом: шипенье, грохот, смрад — каких тут песен надо? Когда живой огонь воздействует на чувства — какой уж тут глагол? Какое тут искусство?.

— Ну посуди сам, дорогой Прометей, в какое ты ставишь меня положение. Старые друзья, и вдруг — на тебе!

— Не печалься, Гефест, делай свое дело!

— Не печалься! По-твоему, приковать друга к скале — это так себе, раз плюнуть?

— Ничего, ты ведь бог, тебе не привыкать!

— Зря ты так, Прометей. Ты думаешь, богам легко на Олимпе?

Гефест взял друга за руку и стал приковывать его к скале.

— Покаялся бы ты, дорогой, а? Старик простит, у него душа добрая. Ну, случилось, ну, дал людям огонь — с кем не бывает?

Прометей молчал.

— Думаешь, ты один любишь людей? — вздохнул Гефест. — А боги на что? Ведь они для того и поставлены. И тебя они любят, как другу тебе говорю. А если карают… — Гефест взял копье и пронзил им грудь Прометея. — Если карают, то ведь это тоже не для себя. Пойми, дорогой, это для твоего же блага!

— Избавь меня, бог, от друзей, а с врагами я сам справлюсь!

Он так усердно боролся с врагами, что бог избавил его от друзей.

— В споре рождается истина…

— Что ты, Сократ, не надо! Спорить с богами бессмысленно, выпей-ка лучше яду!

— Пей, говорят по-гречески!

— Просят, как человека!

Так осудило жречество самого мудрого грека.

Праведность — дело верное. Правда карается строго. Но не боялись смертные выступить против бога. Против его бессмысленных, бесчеловечных догматов.

В спорах рождались истины. И умирали сократы.

Верная, примерная Ксантиппа, как ты любишь своего Сократа! Охраняешь ты его от гриппа, от друзей, от водки, от разврата, от больших и малых огорчений, от порывов, низких и высоких, от волнений, лишних впечатлений, от весьма опасных философий, от суждений. слишком справедливых, изречений, чересчур крылатых… Любящая, добрая Ксантиппа, пожалей несчастного Сократа!

Платон был общительный человек, и у него было много друзей. Но все они говорили ему: