— Я думаю, это прекрасная идея. Знаете, Питеру нужно хоть немножко отдохнуть от меня. С тех пор как мы подошли к алтарю, он ни минуты не оставался один, — в ее словах слышалась рассудительность, а может, даже радость. Бедняжка. Ей тоже требовался отдых.

— Поездки с удобствами не получится. Ему придется сидеть на коленях у Тони.

— Не думаю, что он станет возражать.

— И, разумеется, мы не можем гарантировать, что еда в дороге будет достаточно хорошей.

Впервые я понял, что Стивен далеко не умен. Неужели еще оставалась хоть какая-то надежда?

По большому счету, ума у грубоватого Тони точно было побольше. Не дожидаясь, пока Стивен снова откроет рот, он оторвал взгляд от croissant и подвел черту: «Вот и отлично. Все решено, мы вернем Питера в целости и сохранности к вечеру».

Он вызывающе глянул на меня.

— Разумеется, нам очень не хочется оставлять вас обедать в одиночестве, но я уверен, что Уильям приглядит за вами.

— Уильям? — переспросила она. Чертовски неприятно, когда на тебя смотрят и не замечают. — А-а, вы про мистера Харриса?

Я пригласил ее на ланч в ресторан «Лу-Лу», который находился у старого порта (а что еще мне было делать?), и в этот самый момент на террасе появился медлительный Питер.

— Я не хочу отрывать вас от работы, — быстро ответила она.

— Я не верю в голодание. Работа должна прерываться на время приема пищи.

Питер опять порезался, когда брился, и на подбородке белел клок ваты, напомнивший мне о синяке Стивена. Пока он стоял, ожидая, чтобы кто-нибудь с ним заговорил, у меня создалось впечатление, что он знал, о чем шла речь в его отсутствие; все трое расписали свои роли, отрепетировали их, даже реплику о еде в дороге... А теперь возникла неловкая пауза, вот я ее и нарушил.

— Я пригласил вашу жену на ланч в «Лу-Лу». Надеюсь, вы не возражаете?

Меня бы позабавило облегчение, отразившееся на лицах всех троих, если бы я мог найти хоть что-то забавное во всей этой ситуации.

— И после того, как она ушла, вы больше не женились?

— К тому времени я слишком постарел, чтобы жениться.

— Пикассо женился.

— О, я не такой старый, как Пикассо.

Этот глупый разговор происходил на фоне стен, оклеенных обоями с рисунком в виде винных бутылок и украшенных рыбачьими сетями, что напоминало мне о существовании дизайнеров по интерьеру. Между нами стояли миски с горячим рыбным супом, источающим запах чеснока. Все столики, кроме нашего, пустовали. Может, сказывалась уединенность, может, прямота ее вопроса, может, просто захотелось поделиться сокровенным, но у меня создалось ощущение, что мы — очень близкие друзья.

— И всегда есть работа, вино и хороший сыр.

— Я не смогла бы так философствовать, если бы потеряла Питера.

— Этого не случится, не так ли?

— Я, наверное, умру, как какая-нибудь из героинь Кристины Россетти [16] .

— Я думал, ваше поколение ее не читает.

Будь я на двадцать лет старше, возможно, я смог бы объяснить, что не нужно так уж печалиться, что с завершением так называемой «сексуальной жизни» единственная любовь, которая выдерживает испытание временем, — это любовь, готовая принять все: любое разочарование, любую неудачу, любое предательство и в том числе даже тот печальный факт, что в итоге не существует более глубокого желания, чем простое желание быть с кем-то рядом.

Она бы мне не поверила.

— Я даже плакала над ее стихотворением «Уходя». Вы пишете грустные произведения?

— Биография, над которой я сейчас работаю, довольно грустная. Двоих людей связывает любовь, однако один из них не способен быть верным. Не дожив до сорока лет мужчина, сгорев дотла от страсти, умирает, а модный проповедник толчется у одра, желая украсть его душу. Даже в смерти ему не дают покоя: епископ пишет об этом книгу.

Англичанин, хозяин свечного магазина в старом порту, беседовал о чем-то у стойки с барменом, две пожилые женщины, родственницы владельца ресторана, вязали у дальней стены. Вошла собака, посмотрела на нас и ретировалась, свернув хвост колечком.

— И когда это случилось?

— Почти триста лет тому назад.

— А звучит так современно. Только теперь был бы не епископ, а репортер «Миррор».

— Вот почему я и захотел написать эту биографию. Прошлое меня совершенно не интересует. Я не люблю костюмированных балов.

Чтобы завоевать чье-то доверие, обычно приходится прибегать к средствам, которые используют мужчины, стремясь соблазнить женщину. К желанной цели они идут долгим, кружным путем, стараются разжечь интерес к себе, развлечь женщину, пока, наконец, не наступает время решительного прорыва. У нас оно наступило: так мне отчего-то показалось, когда просматривал принесенный счет.

— Интересно, где сейчас Питер? — услышал я и без паузы спросил:

— Что между вами происходит?

— Пойдемте, — она уже собралась подняться.

— Мне надо получить сдачу.

В «Лу-Лу» гораздо проще поесть, чем расплатиться по счету. Все мигом куда-то исчезли: пожилые женщины, что вязали у дальней стены, тетка хозяйки, которая помогала накрывать стол, сама Лу-Лу, ее муж в синем свитере. Если бы собака не убежала раньше, она бы подошла, увидев, как я достаю бумажник.

— Я забыл, вы, кажется, сказали мне, что он несчастлив.