Шрифт:
— Начиная с полуночи, — продолжал генерал с легкой улыбкой предвкушения, — пленных мы брать не будем.
Гауптман Глазер молча кивнул. С какой стороны ни посмотреть, это был конец великих немецких побед в России.
— С другой стороны, — сказал генерал, сменив улыбку на суровую мину, — если предложение будет принято, все вы получите то же котловое довольствие, что и наши войска. Больные и раненые получат необходимое лечение. — И снова улыбнулся, обнажив ряд острых зубов. — Мы знаем, что у вас нехватка продовольствия и медикаментов.
Уголком глаза я увидел, что Порта ведет свои переговоры с противником. Он достал из кармана пачку сигарет с опиумом, а один из русских сержантов протянул ему пачку фотографий. Мне стало любопытно, какое удовольствие могут доставить Порте порнографические фотки, если жить нам всем осталось меньше двенадцати часов.
— Если примете предложение, с вами обойдутся благородно, как с солдатами. Если отвергнете…
Генерал сделал отрывистый жест. Гауптман Глазер слегка пожал плечами.
— Я передам ваши условия генералу фон Хартману.
— Будем надеяться, он окажется разумным человеком. Это затянувшееся кровопролитие не нужно ни той, ни другой стороне.
В бункере неподалеку от станции Орловка за старым дощатым столом на важном совещании сидела группа офицеров: генерал фон Хартман, командир 71-й дивизии; генерал Штемпель, командир 176-й пехотной; генерал Пфеффер, оберст Кроме и генерал Вульц.
— По-моему, — говорил фон Хартман, — нам лишь остается сражаться до последнего человека, а затем покончить с собой, чтобы не попасть в руки противника. — Он оглядел собравшихся. — Мы должны показать пример.
— Согласен, — сказал Вульц. — Это будет прекрасным концом.
— А солдаты? — спросил Кроме.
Воцарилось ошеломленное молчание. Генералы украдкой поглядели на Кроме. Он получил звание лейтенанта, когда командовал атакой в Аррасе. На шее у него был Железный крест, мундир отягощало множество наград. Для оберста он был еще невероятно юным.
Кроме откашлялся и повторил вопрос.
— Как быть с солдатами?
— Оберст Кроме, — заговорил Пфеффер, — не беспокойтесь о солдатах. Наш долг совершенно ясен. Первая мысль у нас должна быть о Германии. Однако, — он повернулся к фон Хартману, — я не могу согласиться с тем, что нам следует покончить с собой. Да, мы должны погибнуть! Но не от собственной руки… Предлагаю, — и тут глаза его засияли почти детской радостью, — самим повести солдат в бой… Идти во главе с примкнутыми штыками! Какая это смерть, господа! Какую мы оставим по себе память!
— Замечательно! Замечательно! — воскликнул Штемпель, увлеченный этим великолепием. — Барабаны и трубы! Какое зрелище! Я нахожу это в высшей степени поучительным!
— Только подумайте, — призвал Пфеффер, — о памятниках, которые нам воздвигнут. Никогда еще в истории нашей страны не предпринималось такой атаки! Ее будут возглавлять генералы, сверкая штыками на солнце…
— Прекрасно! — выдохнул Штемпель. — Я так явственно представляю… Жаль только, что не смогу присутствовать, когда будут описывать фюреру эту сцену…
— Оставьте это, — раздраженно сказал фон Хартман. — Что скажете о деталях?
— Ах, да! — Пфеффер подался вперед, глаза его странно блестели. — Я все разработал. Все спланировал. Думаю, по такому случаю нужно надеть парадные мундиры…
— Взятые, чтобы отпраздновать нашу победу, — сухо сказал фон Хартман.
— И это тоже будет своеобразной победой! — воскликнул Пфеффер. — Такой славной, такой благородной, такой…
Он раздраженно умолк, когда вошел фельдфебель, а за ним гауптман Глазер. Оба отдали честь. Фельдфебель положил на стол белый мешок и почтительно отступил назад.
— Что это? — с отвращением спросил фон Хартман.
— Хлеб и колбаса, герр генерал.
— Хлеб и колбаса? — Фон Хартман ошалело оглядел сидевших за столом. — Хлеб и колбаса, гауптман? Вы что, лишились разума?
— Никак нет. Это дружественный жест русских. Должен доложить, что генерал Воронов, командир 3-й бронетанковой дивизии, предложил нам благоприятные условия капитуляции [68] . Предложение действительно до восемнадцати ноль-ноль. Если мы до того времени его не примем, они бросят все силы в решительное наступление.
68
Вымышленная фамилия. Генерал-полковник артиллерии Н.Н. Воронов, представитель ставки ВГК, подписал ультиматум Ф. Паулюсу. Парламентерами были майор и переводчик капитан. — Прим. ред.
Генералы ошеломленно молчали. Дар речи, казалось, сохранился только у оберста Кроме.
— А если примем? — спросил он.
— Генерал Воронов заверил меня, что с нами обойдутся благородно. Офицеры смогут сохранить оружие, солдаты получат котловое довольствие. Больных и раненых будут лечить.
Оберст Кроме вскинул брови и посмотрел на сидевших за столом.
— Русские, — продолжал гауптман Глазер, — так же, как и мы, хотят покончить с кровопролитием.
Услышав это, генералы дружно вскинули головы. Генерал Пфеффер стукнул рукой по столу.