Шрифт:
— Шеф…
— Монторси, в чем, черт возьми, дело? Сейчас неподходящий момент…
— Шеф, это важно.
— Иди в машину. Остальные ждут тебя.
— Как это в машину?
— В машину, Монторси.
— Но… А расследование?
— Какое расследование? Больше никакого расследования, Монторси… — Он уже уходил прочь. — Его берет на себя непосредственно прокуратура, опираясь на спецслужбы. Это больше не наше дело. — Он рычал сквозь дождь.
— Шеф, это важно…
Шеф обернулся. Посмотрел сквозь него, сквозь крупные капли. Шум вокруг усилился на порядок. Теперь слышны были прорезающие воздух звуки сирен. Шеф пошел ему навстречу.
— Ты не понял? Это больше не наше дело.
— Шеф, есть следы. Это… Здесь не может быть ошибки…
— Ну что? Что, Монторси?
— Это убийство. Самолет… Он взорвался в воздухе.
Тот взял его под руку, удерживая.
— Это несчастный случай, Монторси. Это несчастный случай. Ты понял?
— Нет, шеф. Там есть следы… Это не несчастный случай.
Тот отпустил его руку. Монторси почувствовал, как его бросило в жар от притока крови.
— Это несчастный случай. Все равно это несчастный случай.
Он стал возвращаться к машине. Отдел расследований уезжает. Распоряжение сверху. Возможно, их используют в качестве помощников на боковых направлениях расследования. Возможно, какие-нибудь проверки в ЭНИ. Чернорабочие.Все в этом. Они были не у дел. Вонь стала моральной. Светящийся воздух горел над истощенными полями, он сделался белым, меловым — словно соляной столб посреди ночи.
Он шел к машине, все время оборачиваясь. Увидел доктора Арле. Тот стоял возле сгоревших обломков: казалось, у них та же плотность, что и у тела самого Арле, который высился, худой и прямой, посреди этого потопа. Жженое мясо. Сгоревший пластик. Вокруг Арле суетились люди с носилками. И двое помощников. И полицейские, которые допрашивали крестьянина и старуху. Коллеги в машине сигналили Монторси фарами. Он поднял руку, охваченный потоком внутреннего света. Еще мгновение. Он пытался выиграть еще одно мгновение.
Арле стоял прямой, сухой, уставший больше от возраста, чем от окружавшего его хаоса. Он даже не заметил Монторси. А вот один из двух помощников увидел его — наблюдал за ним— и не поздоровался. Арле разговаривал с чиновниками — жалкие останки половины туловища ходячего трупа.
— Он погиб от того, что самолет врезался в землю, — говорил он.
— Взрыв исключается? Взрыв в воздухе? — спросил его один из чиновников.
— Я должен посмотреть в лаборатории. Держу пари, что мы не найдем ни единого следа взрывчатых веществ. Царапины и переломы — от ровного взрыва. Кости расплющены. Должно быть, самолет подскочил. Метров на двадцать. А потом снова упал. Но я должен все проверить в лаборатории.
Чиновники переглянулись между собой. Снова вопросительно посмотрели на Арле. Арле кивнул. Отдавал распоряжения своим, требовал герметичные мешки, посылал их во все стороны, чтобы собрать органические останки.
Пока Монторси шел к машине и коллеги распахивали перед ним дверцу, он тяжело вздыхал — молчаливое бешенство, как тело в теле, второе, внутреннее, пыталось выйти через поры, с силой, с болью. Как если бы ярость была рождением, новым, долгим. Он схватился за холодную ручку «альфы», сел в машину. Тронулись. Светящийся купол пропал за холмом — фосфоресцирующая, воздушная сажа, — в том месте, где погиб Энрико Маттеи.
В Милан они ехали в молчании. Дождь не замедлял своей атаки на черный город в эту ледяную ночь. Никому не хотелось говорить. Монторси чувствовал, что его лихорадит. Запах крови и бензина остался внутри его ноздрей. Казалось, он поселился внутри черепа, в костях. Он ощущал, как этот запах просачивается сквозь кожу.
Заговорил Омбони. Трещина прорезала тишину. Снаружи шумела холодная вода. На улице было грязно. Все они окоченели.
— Вы что об этом думаете?
Все думали об одном и том же. И эта мысль била в тишине как молот.
Монтанари:
— Они хотят замять это дело.
Монторси:
— Они хотят выдать это за несчастный случай. Но это не несчастный случай.
Омбони:
— Я видел останки. По-моему, это был взрыв. В воздухе.
— Арле сказал обратное.
— Арле говорит то, что ему велят говорить. И, может быть, немного больше.
— Отдел судебной медицины не с нами. Они всегда были против нас.
— Отныне это американская территория. Это ясно. А мы выполняем распоряжения и молчим.