Несмотря на его взгляд, а может, и благодаря ему, я почувствовала, как полились слезы. Сами, без разрешения. Это было больно, но приносило облегчение.

– Простите меня… – услышала я голос над плечом. Обернулась и увидела живчика. – Меня зовут Олег, я друг Игоря. Я вас узнал. Вы – та самая девушка, с которой он встречался весь год.

– Вы меня видели? – Я спросила это хриплым шепотом. Голос пропал.

– Нет, только ваше фото на мобильнике. – У парня была забавная манера – убедительности ради поднимать черные густые брови. – Игорь показывал вашу фотографию. И я, кажется, узнал вас утром того дня, когда он погиб. Вы были в его дворе?

Я вспомнила: точно, я тоже видела его у подъезда Игоря. Подумала: надо что-то объяснить, но так и не придумала, что именно. Голос кудрявого звучал у меня над ухом:

– Вам сейчас плохо, я понимаю. Но мне надо вам кое-что рассказать. Вы должны это знать. После всего я вам расскажу…

Голос стих.

Потом было кладбище. Яма. Мать Игоря, похожая на обезумевшую ведьму, с растрепанными волосами и растопыренными пальцами, которыми она пыталась расцарапать крышку гроба из лакированного дерева. Отец Игоря, одетый в иссиня-черный костюм и выглядевший тусклым, бледным и невзрачным в беспощадном свете дневного солнца. Его глаза слезились, хотя он не плакал, а кожа на лице, казалось, резко обвисла.

Влажная земля, засыпавшая яму с гробом. Лужи и комья грязи после ночного дождя.

На поминки мне не было смысла ехать. Я знала Игоря только с одной стороны. С кем я могла вспомнить о том, как он умел любить?

Люди грузились в автобусы, а я пошла к дороге ловить такси. Свою машину я оставила возле дома Игоря. Из-за слез не могла сесть за руль.

Каблуки проваливались в землю. Я устала.

Возле меня остановились серебристые «жигули». Я села в машину, не ожидая особого приглашения. За рулем был тот самый живчик.

– Вы как? – Он кинул на меня один осторожный взгляд, тактично стараясь не быть навязчивым. Машина тронулась. – Я должен вам рассказать кое-что, чтобы вы не мучились. Про то, что он себя убил и ту девушку, я ничего не понял. Не понимаю, представить не могу, почему он это сделал. Тут какая-то загадка. Но я – о другом. Вы же думаете, что Игорь вас обманул… То есть что изменял вам, с другой гулял. Все не так, я сам видел, как все случилось. Та блондинка случайно к нам прилипла. В «Джазе». Это еще за день до всего было. Я ждал Игоря после работы. Она, блондинка эта, сидела за столом в арке, одна. Когда Игорь пришел, она подошла к нам и сразу к Игорю приставать стала. Назойливая девица. Он как-то так даже грубо говорит ей, что мы с другом одни посидеть хотим. Она тогда – ко мне. Странная такая, вроде не замечает, что ей не рады. Мы еще немного посидели и решили уходить. Она – за нами. Под руки пристроилась, вцепилась в него и в меня, и ничего мы сделать не могли. Влезла в машину, едет с нами. Спрашиваю, где вас высадить? А она – я с этим парнем поеду. Мы приехали к Игорю, он меня тоже к себе потащил. Видимо, не знал, что с этой сумасшедшей делать. Она в его квартире пробыла минут пятнадцать. Потом сама ушла. Мы решили, что она наводчица у домушников. Убедилась, что у Игоря взять нечего, – и отстала. Только потом я узнал, что она запасной ключ из квартиры украла. Я не знаю, зачем ей это все понадобилось. Только еще одно заметил. Когда она ушла, я вышел на балкон покурить. Смотрю вниз, а она садится у подъезда в машину. По-моему, это красный «опель» был. В смысле – красный точно, но марку я плохо рассмотрел. Темно было.

До этих слов я не думала ни о чем, просто слушала его, глотая слезы. А потом вдруг вспомнила: красный «опель» был у Жанны Арнаутовой, адвоката и любовницы моего мужа.

Жанна убила Игоря и Кристину? Никакого смысла в этом нет.

Смерть Игоря завершила самый яркий отрезок моей жизни. После нашей встречи, после этого времени ничего уже не было как прежде.

С Игорем я познакомилась случайно. И – не случайно. Случайно, потому что заранее любовных встреч не искала. А не случайно, потому что как только увидела его – сделала все, чтобы быть с ним рядом.

Вот он: стоит на троллейбусной остановке с двумя друзьями и хохочет во все горло над какой-то их идиотской шуткой. Посмотрите на него! Ему смешно! От смеха у него ослабели колени, смеясь, он запрокидывает породистую голову, и заходящее за козырек остановки солнце целует его в лоб. Потом Игорь выпрямляется, устало мотает головой, утирает пальцами слезы с глаз и… снова начинает смеяться.

Позже я допрашивала Игоря – что так рассмешило его 7 апреля 2007 года, в 17.00 по московскому времени, когда он стоял на троллейбусной остановке «Площадь Менделеева»? Он этого не помнил. Вообще-то он даже не знал, что в тот день случилась наша первая встреча. А откуда бы ему знать?

Я сидела в машине, постукивая пальцами по обтянутой змеиной кожей баранке, и не могла оторвать от него глаз. От Игоря, как я узнала два дня спустя.

Во рту был чуть заметный привкус зубоврачебного кабинета и новые коронки из металлокерамики. На остановке я притормозила, лишь случайно увидев, как смеется этот парень. Мой внутренний сканер, которым я не зря гордилась, определил абсолютно точно: это не похабный гогот тупого жеребца, это не идиотское ржание придурка. Это настоящий, бесшабашный, безудержный смех чистого душой человека. А то, что Игорь впоследствии оказался великолепным любовником, для меня имело намного меньше значения.

Три года я не слышала, как смеются такие люди…

Мы все постепенно научились смеяться так, как делал это мой муж: сдержанно, пряча в глазах презрение и усталость. И не надо думать, будто я не понимала, почему Ник так смеется, откуда у него такое отношение к людям, будто они все выродились, измельчали и не стоят ни доброго слова, ни искреннего смеха. Ник имел все основания для цинизма.

Когда Игорь перестал смеяться, я словно очнулась. Вспомнила о времени, об обязанностях.

Подъехал троллейбус, Игорь простился с приятелями, вскочил на заднюю площадку. Я завела свой «ниссан», чтобы ехать домой. А поехала следом за троллейбусом, похожим на сарай с колесами. Я терпеливо тормозила на каждой остановке, боясь, что он спрыгнет с подножки, а я его упущу.