Гребни стали гордостью Эллен. Ему сейчас казалось, что они были на ней в тот день, когда она ушла, и вместе с ней растворились в горячих волнах. Айк закрыл глаза: от выпитого пива закружилась голова. Он вдруг пожалел, что ударился в воспоминания. Невеселое это занятие, можно найти и получше. В голову лезли все новые мысли, но он отбросил их, сосредоточенно уставился на гравий под ногами и стал ждать, когда тишину нарушит урчание автобуса.

Айк не сразу осознал, что их уже не двое, а трое. Гордон, должно быть, тоже это заметил, потому что глянул через плечо туда, где свет фонаря тонул в тени придорожных дубков. Она оставалась в полумраке, и отчего-то он подумал обо всех трех вместе — о бабушке, матери и сестре. Бывали мгновения, когда в чертах ее старушечьего лица он видел вдруг мать и сестру — проскальзывало что-то знакомое в повороте головы, в линии рта. Сходство было мимолетное, словно тень от облака на бесплодной равнине. Вот только что сделало ее бесплодной — время, болезнь, он не смог бы сказать. Айк подумал, что набожность ей не очень-то помогла.

Бабушка подождала, пока автобусные фары замелькают между чахлыми ветвями, и лишь потом подошла — маленькая, сухонькая, словно была сродни согбенным деревцам, отмечавшим границу поселка. Она заговорила, и голос ее, будто осколок бутылки с неровными острыми краями, без труда разрезал прохладный воздух и утробное урчание мотора. Но Айку не хотелось ее слушать, и он быстро залез в автобус. Пробираясь по узкому проходу, он глубоко вдыхал тяжелый, спертый воздух и старался не смотреть на пассажиров, кое-кто из которых уже вытянул шею, силясь разглядеть, что творится там, снаружи.

Автобус двинулся, и вскоре огни городка потускнели. Айку еще долго казалось, будто он слышит ее голос, проклинающий их обоих: его — за то, что он едет, Гордона — за то, что тот разрешил ему ехать; как призывает она небеса в свидетели и цитирует Священное Писание. Кажется, из книги «Левит», одно из своих любимых мест: «Если кто возьмет сестру свою, дочь отца своего или дочь матери своей, и узрит наготу ее, и она узрит его наготу, то это грех, и да будут они истреблены пред глазами своих соплеменников».

От пустыни до Лос-Анджелеса пять часов, еще полтора — до Хантингтон-Бич. Зря он, пожалуй, выпил столько пива. На пустой желудок оно принесло лишь мутное состояние: ни сна, ни яви. Были видения, все какие-то тягостные, и он карабкался из них, словно из глубоких колодцев. А потом они вдруг растворились в тошнотворном неоновом свете кафе у автобусной остановки на окраине Лос-Анджелеса, и Айк остался на тротуаре с раскалывающейся головой и болью в желудке.

Сдав чемодан в камеру хранения, потому что для поисков комнаты было еще слишком рано, Айк стоял на пирсе Хантингтон-Бич и не мог поверить, что и вправду добрался. Но он добрался. Бетон под его ногами вполне реален, и реален океан перед ним. Всего сутки назад он мог только представлять, как выглядит океан, как он пахнет. А сейчас у него дух захватывало от того, какой он огромный. Океан вздымался и опадал, простираясь в три стороны как бескрайняя водная пустыня. Город на берегу, тусклый и плоский, удивил его сходством с родным поселком: он прилепился к кромке моря, точно как Сан-Арко к кромке пустыни, подавленный мощью и величием своего соседа.

Хаунд Адамс, Терри Джекобс, Фрэнк Бейкер. Эти имена нацарапал тот парень на обрывке бумаги. «Они серфингуют у пирса, — сказал он тогда, — по утрам». Сейчас перед ним было много серферов. Айк наблюдал, как они стараются изловчиться и занять позицию между вздымающихся гребней. Он и не предполагал, что волны так похожи на холмы — этакие движущиеся водные гряды. Его восхитило, как умело приноравливаются к ним серферы, то взбираясь на гребни, то скользя вниз, как изгибаются в такт волнам их тела, словно море — их партнер по танцу. Приезжавший к нему парень сказал, что глупо соваться самому и что, если будешь расспрашивать, непременно нарвешься. Что ж, ладно. Он не будет никого спрашивать, а поступит по-другому. Пожалуй, правильнее будет с самого начала приготовиться к худшему: допустить, что с его сестрой стряслось неладное и те парни, с которыми она ездила, хотят, чтобы все было шито-крыто. Он подумал, что к предостережению парня надо отнестись внимательно — это были серьезные люди.

Айк все обдумал и решил, что не стоит как-то особенно выделяться. Ему вдруг пришло на ум, что у сестры могут здесь быть друзья, и, если отыскать их, это бы здорово помогло. Но как это сделать? Вдруг он назовет ее имя не тому человеку? И если у нее были такие друзья, что могли помочь, почему же тот парень решился поехать аж в сам Сан-Арко, чтобы только разыскать брата-байкера? Нет уж. Сначала нужно выяснить, кто эти парни, но так, чтобы они о нем ничего не узнали. Тогда он поймет, как ему поступить, и начнется самое трудное. А если он обнаружит, что случилось страшное и ее больше нет? Пойдет к копам? Будет мстить? Вдруг окажется, что он ничего, абсолютно ничего не сможет сделать? Айк помнил, как смотрел на него парень тогда на гравийной дорожке. Что если так и будет? Он все выяснит и окажется совершенно бессилен что-либо предпринять. Эта мысль накрыла его как тень, и даже восходящее солнце не смогло ее прогнать.

Он не помнил, сколько простоял на пирсе, прикованный к месту страхом и открывающимся перед ним зрелищем. Но через какое-то время стало припекать, и Айк обратил внимание, что все вокруг зашевелилось. Было слышно, как серферы окликали друг друга, но он не мог разобрать имена, слишком далеко они были от берега. Наконец Айк повернулся и зашагал к городу.

Солнце поднималось быстро и уже стояло высоко над коробками зданий, выстроившихся вдоль берегового шоссе. Под его лучами быстро исчезало прежде подмеченное Айком сходство города с поселком в пустыне. Хантингтон-Бич просыпался. Все больше появлялось людей, машины выстраивались на «красный» и перед пешеходными переходами, по бетону с жужжанием проносились скейтбордисты, уныло кричали чайки, старики кормили голубей у кирпичной стены общественной уборной… Парни несли доски для серфинга, и было полно девушек — больше, чем он когда-либо видел за раз. Они шли пешком или катили на роликах, мелькали загорелые ноги, мелированные светлые пряди. Девчонки моложе его самого, со скучающими осунувшимися лицами, сидели на поручне у входа на пирс и курили. Когда Айк проходил мимо, они поглядели на него с отсутствующим выражением.