— Ах, он такой красавец, он даже красивей, чем Костя! — говорила Агаша, этот образ она часто использовала в своих рассказах, Костя служил для нее своего рода эталоном, единицей, положенной в основу измерения мужской красоты.

Был в Агашу влюблен и прыщавый ветеринар Жан-Пьер, живший по соседству, напротив станции метро «Арз э Метье». Ветеринар случайно отравил крысиным ядом свою жену и отсидел за это пять лет в Санте. Агаша один раз ходила с ним на выставку «Арт брют», на которой были представлены картины четырех парижских шизофреников. На одной из картин была нарисована огромная крыса с открытой пастью, пытающаяся проглотить раскаленное солнце, картина называлась «Крыса и Солнце». Ветеринар переминался с ноги на ногу и все порывался отойти в сторону, пройти дальше, к другим картинам, однако Агаша почему-то задержалась именно у этой картины и внимательно рассматривала именно ее в течение пятнадцати минут, как минимум.

Агаша называла ветеринара очень «тонким и чувствующим человеком», но, видимо, для нее он все же был недостаточно тонок, потому что Агаша, которой было уже за тридцать, так ни разу и не была замужем, в последние годы она полностью жила на содержании у Кати, исполняя при ней обязанности секретарши-компаньонки. Катя же, наоборот, меняла своих мужей постоянно. Катя и Агаша вели философскую переписку о любви, в которой делились своим опытом и наблюдениями в этой сфере человеческих чувств, имен они не называли, так как переписку публиковали в одном из эмигрантских религиозно-философских журналов.

«Сегодня на дороге я встретил Ольгу, она прекрасна, ей двадцать восемь лет, у нее рыжие волосы, собранные сзади в конский хвостик. Мы вместе лежим на траве и греемся на солнце, ее смуглые ягодицы так и хочется укусить, ее груди, как спелые плоды манго. Она не любит животных. Она девственница, у нее нет детей, и, к тому же, никогда не было абортов. Ее тело как персик. Мы обнимаемся и целуемся. Наши тела покрыты потом. Она вырывается и убегает как газель в ванную. Вечером мы идем купаться на Коко-пляж, на озеро. Каждые сто метров мы останавливаемся, и наши языки переплетаются. Потом мы ложимся на траву и я…»

Тут Пьер задумался. Он не знал, что должно было произойти потом. Диалог кожных покровов — эпидермический диалог — вот что ему нравилось больше всего, половой акт казался ему отвратительным, это только животные совокупляются, люди тоже, к сожалению, в основной своей массе фаллократы, и среди них лишь немногие познали подлинную гармонию диалога кожных покровов.

«Главное — это твои чувства, твои пять чувств! Смотри на птиц в небе, они летают, солнце светит, трава зеленая, помидор красный! Радуйся! Не нужно думать! Все привыкли все время думать, это вредно для здоровья, нужно просто смотреть и чувствовать своими органами. Самое главное — это настоящий миг! Мой друг — известный писатель, сегодня я видел его в автобусе, он был в черных очках, потому что он не хочет, чтобы его узнавали на улице, он очень знаменит здесь во Франции. У него башка побрита под ноль. Он недавно был в Индии, там искупался в реке, и теперь у него стало что-то с глазами, он вынужден был согласиться на операцию. Теперь он в черных очках. Он педофил, он стал педофилом с тех пор, как его бросила жена, он ее очень любил, а она ушла к другому. Педофил — это тот, кто любит не только мальчиков, но и девочек»…

Костя вышел на улицу. Уже совсем стемнело, снег больше не шел, однако по-прежнему было довольно холодно. Костя был доволен. Он не сомневался, что с этого момента начнется возрождение России.

«Коты никогда не работают!» И Костя тоже никогда не работал. Конечно, за свою жизнь ему уже пришлось сменить множество профессий: от почтальона до санитара в морге.

Все началось с того, что, закончив Университет на одни «пятерки», он получил распределение на кафедру в Институте АН СССР. Это было лучшее распределение у них на курсе, и все однокурсники искренне завидовали ему. Однако, отправившись однажды утром на работу, он почему-то там больше так никогда и не появился. Почему? Этого так никто никогда и не узнал. Сам Костя ничего внятного по этому поводу сказать не мог — он либо молчал, либо отнекивался, стараясь перевести разговор на другую тему.

Позже он признался Марусе, что просто в тот день была замечательная осенняя погода… Такие дни бывают осенью только в Ленинграде. Светило неяркое, подернутое легкой дымкой солнце, дул свежий ветерок, то и дело срывавший с деревьев красные, желтые, оранжевые и зеленовато-коричневые листья. И подходя к дверям своего Института, Костя вдруг почувствовал, что не должен туда идти, а должен подчиниться этому дуновению ветерка, прикосновение которого он вдруг ощутил с какой-то необыкновенной и пронзительной силой, хотя ветерок был совсем слабый и едва уловимый, ибо это дуновение влекло его куда-то вдаль, вслед за листьями, туда, где скрывалась под мостом делавшая в этом месте поворот река Мойка… После этого Костя надолго исчез из поля зрения его прежних знакомых и друзей.

Несколько лет Костя проработал в библиотеке. Точнее, и там он не работал, а медитировал — в то время Костя жил по дзену. В его обязанности входила актировка книг, ему приносили огромные пачки всевозможной литературы, а он должен был печатать на машинке названия книг и журналов на специальных бланках. Поток литературы не иссякал ни на минуту, и Костя ни на секунду не отвлекался от своего занятия в течение всего рабочего дня. Он считал, что должен относиться со смирением ко всем своим обязанностям, поэтому не отказывался ни от какой работы: помогал при погрузке журналов, покорно возил тележку с книгами. За все время своего пребывания, Костя ни разу не повысил голос, был со всеми предельно вежлив и обходителен, хотя никогда сам ни с кем ни в какие разговоры не вступал.

Была в поведении Кости и некоторая странность: если книгу на его стол клали не совсем прямо, а боком или даже вверх ногами, то Костя никогда эту книгу сам не поправлял, а так и актировал ее, чуть замедляя ритм работы, внимательно вглядываясь в перевернутое или перекошенное название, стараясь его так прочесть, и, как правило, ему это удавалось. Он отрывал руки от машинки только в том случае, когда книга ложилась на стол вниз названием, и его ни на корешке, ни где-либо еще прочесть было просто физически невозможно. Эти безучастность и «безынициативность» слегка задевали его сослуживцев, большинство из которых были женщины. Они ведь не знали, что шестой Патриарх Дзена в Китае Хуйнэн сказал: «Нет никакой разницы между плохим и хорошим!» — и Костя стремился последовательно воплотить это правило в жизнь.