— Полпуда карасей? На что им?

— Питаться. Антипу, правда, карасик — на один кус, ему в обед ведро надобно, а Уклейке и дюжины хватит.

Тут новоявленный жених вдруг ахнул, поднес ладошку ко рту, а глаза у него вылезли на лоб.

Он только что осознал, что невеста питается сырой рыбой, хватает бьющуюся рыбешку — и закидывает ее в широко раскрытый ротик!

Картина, которую представил себе Родриго, была не для слабонервных. Но тут и подтвердилась старая истина: когда водяница целует шутя, это еще не так страшно, через год-другой опомнишься, но вот если всерьез — то это уж навеки. Даже если бы Уклейка глотала живых змей, жаб и скорпионов, Родриго ее бы не покинул — так водяница ненароком присушила и привязала к себе его мужскую душеньку.

Поэтому Родриго дождался Янки с уловом, загрузил карасей в свой рюкзак, еще — в найденную болотным чертом на берегу драную спортивную сумку, и повез в город — благо электрички хоть редко, но еще ходили.

Приехал он поздно вечером, тихонько вошел в квартиру, надеясь, что мама спит, но она сидела за компьютером и стучала письмо.

— А вот еще жених, — похвасталась Астрида Иванова. — Живет в Оклахоме, пятьдесят два года, свой домик, не пьет, но курит…

— У тебя же в Миннеаполисе есть, — напомнил сын.

— Радио слушать надо.

Телепередачи по техническим причинам шли с перебоями, но радиоприемники еще работали стабильно, и каждый час передавались новости со всего земного шара — что еще затоплено.

Родриго взял атлас, который постоянно лежал на видном месте.

— Миннеаполис, ага… Ну так он же посередке Америки! Ему ничего не угрожает.

— В озерах вода поднялась, — сообщила мама, не переставая барабанить по клавишам. — А Оклахома все-таки повыше…

— А в Англии как?

— Обещают этой зимой температуру до минус сорока.

Родриго удивился — почему вдруг не потоп, а мороз?

— Вас в институте вообще думать учат? — вдруг рассердилась мама. — От таяния льдов Гольфстрим остыл, ясно? Он теперь ни Англию, ни Норвегию греть не будет. А теперь посмотри, на каких широтах у нас Лондон или тот же Стокгольм?

Родриго повел пальцем по соответствующей параллели.

— Это как? Магадан?

— Вот-вот. Зима там теперь будет, как в Сибири. Да и тут — ненамного теплее…

И она вернулась к любовному посланию.

Родриго вытащил карасей на балкон и лег спать.

На следующий день он отволок этот ценный груз к реке, перешел на остров по мосту и долго бродил по пустынному берегу, выкликая Антипа и Афоню. Наконец оба появились — усталые и голодные.

— Это что еще — крещеная душа? — разглядывая Родриго, но глазам своим не веря, спросил недовольный Антип.

— Меня дядя Янка прислал, — объяснил Родриго, поняв, что представляться сейчас Уклейкиным женихом — как раз нарваться на хорошую затрещину широкой и мокрой лапой без малейшего шанса дать сдачи. Поскольку Антип по меньшей мере вдвое тяжелее Коськи и втрое — самого Родриго, любой удар ему будет, как слону — дробина.

— А на кой ляд прислал? — Антип, всю ночь ладивший ловушки на несуществующую рыбу и углублявший бухточку, был совершенно не склонен к любезностям.

— Карасей вам наловил, — с тем Родриго открыл сумку, рюкзака же трогать не стал, разумно полагая, что нужно же и для Уклейки с Коськой оставить.

— Что ж ты сразу не сказал? — Афоня опустился на корточки, разинул зубастую пасть и закинул туда крупную рыбину всю целиком.

Родриго заставил себя смотреть, не отводя глаз. Ведь именно так питается невеста — пора привыкать…

Перекусив, водяные подобрели.

— Сам-то позавтракал? — спросил Афоня. Спросил, впрочем, когда рыбы в сумке уже не осталось.

— Кофе попил с бутербродом.

— Кофе? Бутерброд? — заинтересовался Афоня. — Это что такое?

— Кофе — напиток такой коричневый. Бутерброд — хлеб с маслом, сверху колбаса.

Тут оказалось, что водяные не знают ни хлеба, ни масла, ни, тем более, колбасы.

Собственно говоря, момент для водяных был исторический — впервые болотные жители по-приятельски беседовали с существом из гнусного племени мелиораторов. Веру Федоровну они, привыкнув смотреть на своих женщин свысока, за равноправную собеседницу не считали. Беседовали, впрочем, несколько свысока, за принесенную рыбу даже не поблагодарили — злокозненное осушение болот принесло столько горя, что не сумкой карасей было откупаться. Но Родриго был доволен уже и тем, что будущий тесть проявляет любопытство.

— Еще с сыром бывают бутерброды, с консервами, с лососиной, — перечислял он.

— С лососиной? — тут Афоня и Антип переглянулись. — Это где же там у вас лососина?

— Я принесу! — отпрыгнув на безопасное расстояние, пообещал Родриго и стал отступать к мосту. Уж очень ему не понравились хищно приоткрывшиеся зубастые рты.

— Ну, принеси, принеси, — позволил Антип. — Да чего ты шарахаешься, крещеная душа? Мешок-то свой прихвати!

Родриго, в любой миг готовый дать деру, подкрался к рюкзаку, вскинул его на плечо — и поспешил к мосту, водяные же ушли в прибрежные кусты.