Статисты дружно рассмеялись, а я ощутила себя королевой. И с чего это мне казалось, что я ни на что не гожусь?! В первый же визит на киностудию понравиться артисту и быть приглашенной им на свидание – тут есть чему позавидовать! Что ни говори, а меня ожидает блестящее будущее! От этой мысли я даже временно забыла про усталость и голод. Оказалось, что весьма кстати: режиссер позвал массовку вновь занять свои места.

Судя по репликам актеров, съемки уже подходили к завершению: произносящиеся на площадке слова мы с Танькой видели на самой последней странице найденной нами роли. Однако эпизод следовал за эпизодом, дубль за дублем, а конца видно не было. Во время очередной сцены без массовки, когда статистов снова выгнали в коридор, мы взялись рассматривать висящее возле двери павильона расписание съемок и поняли, что найденный нами текст охватывал далеко не все, что было запланировано на сегодня! Впереди было еще несколько сцен.

– Ну это уже ни в какие ворота не лезет! – завозмущались статисты.

– Обещали до семи, а сейчас уже полвосьмого!

– Мы тут все умрем от голода и усталости!

– Даже не объясняют толком, сколько еще!

– Нас тут вообще за людей не считают!

– Вот именно! Предлагаю объявить забастовку!

– Пойти к бригадиру и потребовать, чтобы нас отпустили!

– Точно, точно!

– Верно говоришь!

Мысль пойти к бригадиру всем понравилась, но как это сделать, никто не знал. Где он, этот бригадир? Тетенька, собравшая нас в метро, абсолютно не позаботилась о том, чтобы сообщить свое местонахождение. О массовке тут вообще никто не думал. У каждого из участников съемочного процесса были более важные и интересные занятия, нежели разговаривать с живыми декорациями, разъяснять им их права и обязанности.

Побродив толпой по студии, мы выяснили, что бригадирша давно ушла домой, а проблемами массовки занимается какая-то Марина. Отыскав ее, мы были посланы к Вике. Вика заявила, что это не ее дело и нам следует обращаться к Оксане. Последняя оказалась неприятного вида дамочкой, которая, выслушав наши жалобы, заявила, что недовольные могут идти домой хоть сейчас.

– А деньги?

–Деньги выплачиваются по окончании съемочного дня, – невозмутимо ответила Оксана и, не дожидаясь нашей реакции, повернулась спиной.

Похоже, мы попали в ловушку!

Потерянного времени было слишком жалко, чтобы уходить без оплаты. Нам ничего не оставалось, кроме как тащиться обратно в павильон и выполнять указания режиссера. Потянулись новые дубли, еще унылее предыдущих… Репетиция! Мотор! Брак по звуку! Перезаряжаем пленку!.. На лице режиссера была написана злость и ненависть к собственной работе. Актеры мечтали об ужине и кровати. Операторы и люди с микрофонами на палках смотрели с нескрываемым отвращением и усталостью. Счастливее всех были те, кто сидел за огромными пультами в мягких креслах: некоторые из них уже уснули.

Завершился, наконец, последний эпизод из расписания у двери. Неужели можно по домам?! И снова нет. Объявили, что планируется доснять еще несколько сцен.

– А кто недоволен, тот пойдет в соседнюю студию сниматься в «Золушке из Капотни»! – остроумно объявил режиссер. – Они там с шести до часу ночи работают и спят здесь же!

Народ, назначенный сидеть за столиками «ресторана», распустили, а нас, самых «счастливых», оставили еще как минимум на час, снова изображать светскую беседу и элегантно попивать из залапанного бокала теплый, липкий, приторный лимонад с испарившимся из него газом.

–Мне кажется, это никогда не кончится! – прошептала Татьяна.

Я тоже начала приходить к такой мысли. В одном из перерывов между дублями, когда я с голодухи стянула с тарелки на грязном столе листик салата (остальное уже было съедено), тетка-реквизиторша обвинила меня в жадности и прожорливости. После этого стало окончательно ясно, что все хуже некуда. Даже мысли об Овсянкине не помогали. В конце концов, мне расхотелось домой: уже стало просто все равно, где мы сегодня будем ночевать…

И в этот самый момент объявили, что съемки окончены.

Наконец-то! Неужели я буду вознаграждена за свои труды?!

Мы с Танькой бросились к Оксане за деньгами. И получили… по 300 рублей!

– А почему так мало? – ошарашенно спросила подруга.

– Всегда так! – ответила тетка.

На ее мерзкой физиономии читались невинность и удивление. Видимо, ничего странного в том, чтобы вкалывать тринадцать часов подряд за триста рублей, Оксана не находила. Ведь у нее-то зарплата была совсем другой! А тут речь шла всего лишь о массовке!

…По дороге домой мы с Татьяной не разговаривали: не было сил. Не знаю, как она, а я даже не думала ни о чем. Все окружающие люди, прохожие, пассажиры метро, продавцы и милиционеры казались мне огромной массовкой какого-то гигантского фильма, которая только делает вид, что живет реальной жизнью. В голове бессмысленно вертелось имя Бориса Овсянкина, не порождая уже никаких эмоций. Перед глазами стоял образ жареной курицы.

До дому я добралась в одиннадцать часов вечера.