Березин Алексей
Шрифт:
Руфус не обращал на них внимания. Рукавом он стер с таблички на котле написанную мелом цифру «11».
— Папа, — Ким подергала отца за рукав. — Папа, в котле горячо!
— Да. Не подходи близко, детка, — ответил Руфус, хлопая себя по карманам. Мел нашелся в левом кармане штанов.
— Папа, ему там горячо, — не отставала Ким. — У него болявки будут. Как у меня.
Руфус тщательно вывел на табличке цифру «12» и спрятал мел в карман.
— Он привыкнет, мышка. Все, теперь мы можем пойти домой. Планшетка у тебя?.. Давай, я понесу.
Они наконец попали в пропускную, где он вписал в свой ежедневный рапорт личный номер новоприбывшего и сдал смену Марвину. Как только Марвин ушел, Кики виновато посмотрел на Руфуса и сказал:
— Ты уж извини, Руф. Но ты же знаешь Марвина.
— Да черт с ним.
— Ну, а ты, малышка? Понравилось у папки на работе? — спросил Кики, перегнувшись через стол и улыбаясь Ким.
Ким очень серьезно посмотрела на него и медленно, словно неуверенно, кивнула.
III
Всю дорогу до дома Ким была молчалива и подавлена. Когда после ужина Руфус укладывал ее спать, она наконец спросила:
— Папа… А он уже привык?
— Кто?
— Тот… Дядя.
— Дядя?.. А, ссыльный. Да, наверное. Я думаю, да. Ты за него не волнуйся.
Ким слабо улыбнулась.
— Папа… Расскажешь мне сказку?
— Конечно. Только сначала укройся как следует одеялом.
Ким послушно попыталась натянуть на себя синенькое одеяльце, разукрашенное игрушечными факелами, вязанками дров и смешными крысками.
— Ноги, ноги укрой, — сказал Руфус. Потом пощекотал голую лодыжку дочки повыше копытца. Ким хрюкнула и отдернула ноги, спрятав их под одеяло.
— Давай, ты будешь чудовище, а я буду прятаться? Щекочи меня!
— Нет, сказку, значит сказку.
— Ну, ладно, — согласилась Ким, выпростала руки из-под одеяла и засунула их себе под голову. — Рассказывай.
— Слушай. Итак, жили-были… хм, — Руфус задумался. — Ну, скажем, две сколопендры. Одну звали Ким, а другую…
— Никки, — быстро сказала Ким.
— Хорошо, пусть будет Никки, — согласился Руфус. — И вот пошли они однажды прогуляться по пещерам…
Когда она заснула, Руфус вышел и тихонько притворил за собой дверь.
Лилита лежала лицом к стене и, судя по доносившемуся негромкому храпу, уже спала. Он переоделся в свою синюю в полоску пижаму, аккуратно, насколько это было возможно в полной темноте, повесил одежду на спинку стула и на ощупь начал пробираться к кровати.
Разумеется, под ноги ему попалась какая-то игрушка Ким.
Пытаясь сохранить равновесие, он схватился за угол стола, зацепил стул и неуклюже повалился набок. К счастью, не ушибся.
— Ч-черт, — ругнулся он. Поднял с пола игрушку — это оказалась кукла — и положил на стол. Когда он забрался под одеяло, жена буркнула ему:
— Не лезь, ты холодный.
— Прости, милая.
— Прости, прости!.. Только и слышу от тебя твои «прости». Только уснешь…
— Ну, не шуми, дорогая, ребенка разбудишь.
— А что «не шуми»? Как сам брякаться на пол, словно боров с ветки дуба, так ничего, а я, значит, «не шуми»!
Руфус промолчал. Лилита умела завестись на ровном месте, не стоило еще подливать масла в огонь. Потом ему вспомнилось еще кое-что.
— Лили…
— Ну чего тебе еще?
— Я Цахеса позвал. В гости.
— Кого?
— Цахеса. Ну, старого Цахеса Кляйна, знаешь? Десятник из смолокурен. Его увольняют.
— Не знаю. И что?
— Он придет к ужину завтра.
Лилита молчала.
— Ты же не против? Лили?
— Ну, пригласил, так пригласил, — проворчала жена. — Значит, ты и готовь. А если ты собираешься с ним жрать шнапс и орать похабные песни, то можешь прямо сейчас собирать свой чемодан и убираться жить к этому своему Цахесу.
— Ну, милая, — Руфус примирительно обнял жену за плечи. — Сколько можно вспоминать…
— Я же сказала, не лезь! Руки холодные! — рявкнула Лилита.
— Извини.
Некоторое время Руфус лежал, глядя в потолок. Потом он уснул.
Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, как кто-то потрогал его за плечо.
— Папа!
— М-м?
— Папа!
Руфус пожевал губами. Разлепил глаза.
— Папа! Мне страшно.
— Что такое… м-м… детка? Что случилось?
— Мне сон приснился.