Мы с вами, кстати, тоже не что иное, как мутанты — когда-то давным-давно группа стайных обезьян поселилась у выхода радиоактивных пород, где радиация была сильна ровно настолько, чтобы слегка повысить частоту спонтанных генетических изменений. И все окружающие нас живые формы тоже мутанты, уже хотя бы потому что когда-то, давным-давно они образовались из других исходных форм путем спонтанных мутаций. Так что давайте не шарахаться от слова «мутант», в нем нет ничего страшного, тем более, как правило, оно значит совсем не то, что вы думаете. Кстати, большинство серьезных генетических повреждений приводит к бесплодию их носителя, так что шансов, что постядерную землю заселят истекающие зеленой слизью монстры, практически нет.

Кстати, насчет двухголовых уродов. Двухголовые телята, четвероногие цыплята и прочие несчастные экспонаты кунсткамер — вовсе не мутанты. Это продукты нарушения эмбрионального развития, когда отравленная зародышевая клетка безуспешно пытается правильно поделиться — и не может. Часто такие монстры — просто недоразвившиеся близнецы (у людей такое явление тоже, увы, встречается). Но к мутациям такое явление отношения не имеет.

Известно, однако, к чему приводят ядерные взрывы (наземные-то испытания у нас проводились — исключительно от большого ума), поэтому смоделировать картину постядерной глобальной катастрофы в принципе можно.

Скорее всего, очень масштабная катастрофа будет связана с изменением климата — знаменитая «ядерная зима», при которой до мутаций и прочего кошмара просто дело не дойдет: с гибелью зеленых растений от холода и отсутствия солнечного света погибнет и все живое.

В меньшем масштабе (более локальном) ядерная катастрофа приводит к изменению видового состава — виды, чувствительные к радиации, погибают, нечувствительные начинают процветать. К нечувствительным относятся крысы, тараканы (вообще насекомые), крабы, раки. К чувствительным — все остальные, особенно крупные хищники. Радиоактивные элементы практически не выводятся из организма и имеют тенденцию накапливаться с пищей — а это значит, что каждое последующее пищевое звено получает все большую и большую дозу. То есть, больше всего достается вершине пищевой пирамиды — хищнику. Он и страдает — не столько от «мутаций», сколько от радиационного поражения.

В зараженной зоне начнут буйно цвести и разрастаться растения (в небольших дозах радиация — ростовой и репродуктивный стимулятор) и размножаться некоторые животные (те же крысы). За счет повышенных темпов размножения и мутагенного радиационного фактора у них действительно увеличится число и темп мутаций; так что спустя какое-то время теоретически возможно даже возникновение новых видов, отличающихся от своих предков например по размерам, окраске или поведению. Дополнительным фактором послужит как раз отсутствие крупных хищников (они, как мы установили, вымрут). А это значит, что численность процветающих видов увеличится немеряно, усилится пищевая конкуренция, что приведет к выделению из имеющегося генофонда новой группы хищников… Словом, тот же процесс эволюции, только слегка ускоренный. В истории Земли по тем или иным причинам такое несколько раз наблюдалось. В частности, именно так выделили из себя несколько разнообразных групп первые млекопитающие.

В том же Чернобыле, кстати, ничего эдакого запредельного не произошло — если не считать того, что туда ломанулось зверье из всех окрестностей. Там-то, в зоне, охота запрещена и браконьерят мало.

Скучно, да?

Ну ладно, предположим, всюду будут бегать гигантские тараканы.

А вот и нет, — насекомые могут увеличиваться только до определенного размера, и размер этот лимитирован физическими свойствами окружающей среды (в данном случае темпом диффузии газов через трахеи). То есть, на любой акселератор всегда находится свой тормоз.

Может произойти в такой «зоне» что-то совершенно непредвиденное, удивительное?

Может, разумеется. И не только в ней. Где угодно. Непредвиденное и удивительное происходит всегда и везде.

И зачем оно надо?

Так что же, не писать теперь про гигантских ящеров, мутантов и прочие ужасы?

Да нет, писать. Етоев вон написал о том, как человек покрывается паутиной и на теле его выступают загадочные письмена — и ничего, хорошая получилась книжка. Даже завоевала премию «Вий». Дело в том, что как правило автор вовсе не стремится к научной точности (как бы ни называли фантастику «научной», она практически никогда таковой не была). Автор просто стремится рассказать увлекательную историю и взывает при этом вовсе не к нашей логике (апеллируя к логике вообще немногого добьешься — об это прекрасно осведомлены наши политологи). Чтобы вызвать соответствующую реакцию, автор сознательно или бессознательно (он же тоже человек, со всем человеческим культурным багажом) апеллирует к древним мифологемам. Архетипам. А миф и логика — две вещи несовместные. Вовсе не так уж важно, откуда взялся Кинг-Конг на маленьком тропическом островке и на кой ему нужна эта блондинка. Дело в самой извечной схеме «красавица и чудовище», то так то эдак всплывающей в разных культурах.

Иметь представление о том, как это происходит «на самом деле», нужно в основном для того, чтобы не нести глупости при большом скоплении народа, не транслировать обывательские страхи через малограмотную прессу. Журналисты, как и все гуманитарии, испытывают перед естественными науками священный трепет и потому особенно легко поддаются гипнозу квазинаучных звучных ничего не значащих терминов.

Правда, есть некая скрытая закономерность. Я сказала, что в принципе как оно бывает на самом деле, знать не обязательно? Да, но многие наши успешные писатели-фантасты изучали медицину, биологию или психологию — Сергей Лукьяненко, например, или Лео Каганов, Сергей Дяченко, Геннадий Прашкевич, Кирилл Еськов. Борис Стругацкий — астроном, Иван Ефремов — палеонтолог, Михаил Булгаков — врач, Чехов — тоже. Впрочем, ни Гоголь, ни Толстой, ни Достоевский к медицине никакого отношения не имели (разве что как пациенты), что свидетельствует о том, что на каждый довод находится свой контрдовод…

Тем более, здесь я излагаю свод знаний на настоящий момент. А он, как известно, имеет обыкновение пересматриваться и расширяться.

Я как-то принимала участие в радиопередаче; речь шла о будущем цивилизации, о прогнозах… На такие передачи часто приглашают фантастов, потому что ошибочно считается, что прогностика — это именно то, чем занимаются фантасты. Вместе со мной пригласили писателя-почвенника, который должен был олицетворять здоровый консерватизм. И он, естественно, как и от него ожидалось, вещал в микрофон, что от науки одно зло. Она разлагает человечество, приводит к бездуховности, к изобретению оружия массового поражения и т. п…