Шрифт:
Мама:
— Ты где?
— С тобой, родная.
— Что ж мать подарком обделил?
— О нём поговорить тебя на танец пригласил. Ты ведь знаешь, вязать, строгать и вирши сочинять я не умею. Могу творить лишь головою. Что хочешь ты? Приказывай — твоё желание исполнится любое.
— Всё-всё, о чём не попрошу? Так, стало быть, ты Бог?
— Конечно, если мама Богородица.
— Кстати, день рождения — это праздник не родившегося, а роженицы. Только нам её не пригласить.
— Отчего ж? Она в библиотеке. Ждёт тебя.
— О, Лёшка, как ты мог столько времени молчать и свою бабушку взаперти держать?
— Я её не запирал…. Мы с ней условились, за час до полночи…. Тебе сюрприз.
Но мама уже не слушала меня, бегом с террасы.
Люба ко мне:
— Что с ней? Куда она?
— За подарком.
— И что там, если не секрет?
— Ни что, а кто. Там человек, которого давно уж с нами нет.
— Большой любитель ты интриговать.
— Нет, Люба, даже не проси. Подарок мамин и секрет её. Ещё хочу я попросить, ты не ищи её сейчас и не тревожь. Вечер задался, гости веселятся — расслабься.
— Тогда танцуем, милый.
Мы закружились.
Ночь опустилась на окрестности. Но над Дворцом небо расцвечено огнями фейерверка, и на террасе светло, как днём. В лагуне отраженья вспышек затмили звёзды.
Даша подошла.
— Как ты?
— Нормально, милый. Ты мне ещё в одном поможешь деле?
— Ты знаешь, Дашенька, всегда с тобой душой и телом.
— Хочу попробовать заняться проблемами невидимых людей. Так жалко их.
— Одной лишь жалостью не излечить.
— Я понимаю. Но если не пытаться что-то сделать, то никогда не сделаешь.
— Попытайся, а я попробую их президента уговорить, хотя бы выслушать тебя. А остальное в твоих руках.
Напрасно с Дашей мы толкались среди танцующих пар — главарь прозрачных как пропал. Отчаявшись, послал телепатический сигнал:
— Вы где?
— На пляже, — он ответ дал.
Лежит в камзоле белоснежном на песке и камушки бросает в воду.
— Музыка не та, иль дамы не красивы? Иль в жизни горести одни, что вы на празднике скучны?
— Я вам верну ваши вопросы, добавив…. время тратите напрасно, зачем вы?
— Лишь исполняю просьбу. Познакомьтесь — Дарья Александровна, моя жена.
Судя по расположению камзола, он даже головы не повернул.
— С какою целью, госпожа, моею заинтересовались вы персоной? Тяга к реликтам?
Даша отвечала:
— Желание помочь. Я врач, моё призвание лечить недуги.
Президент:
— Не помню, чтоб о помощи просил.
Я схитрил:
— Электра Дашу попросила.
Президент:
— Вольны её лечить.
Осёл упрямый! Моё терпенье истощилось:
— Ну, Даша, я пошёл.
Жена присела на песок:
— А мы ещё поговорим.
Салютных залпов не было. Цветные образы огней рождались в тёмном небе, взрывались, распадались и гасли, уступая место новой вакханалии. На террасе звучала музыка, танцевали пары. Электру отыскал.
— Там на пляже Даша ломает упрямство Президента. Ты не поможешь?
— Всем, чем смогу. Проводишь?
— Нет. Найдёшь их без меня. Когда я вижу вашего вождя, накатывает раздраженье. Боюсь, и у него от вида моего аналогичные возникают ощущения. Нам лучше не встречаться.
— Эх, ты, — потрепав меня за ухо, Эля ушла.
Захотелось шампанского.
Наташа за столом одна.
— Что пригорюнилась? Не угодили кавалеры?
— Ты, знаешь, да. Холодные, как жабы, и слов не говорят — свои мне мысли в голову толкают и про всё знают, о чём подумаю я.
— Привыкнуть можно. Вон смотри, как Доминика с Вероникой веселятся — им дела нет, что кавалеры без рук и головы.
— Ты не ревнуешь?
— К этим нет, но человеческое мне ничто не чуждо.
Вздохнув Наташа:
— Наверно, я дикая.
— Нет, дикая — ты ударенье поменяй.
— Да ну тебя!
Помолчали, прихлёбывая шампанское, любуясь фейерверком.
— Катюшка так легко в круг сверстников вошла, будто всю жизнь здесь прожила.
— И ты войдёшь.