Как мы видели, в хеттском обществе сохранялись пережитки примитивного обычая кровной мести. Именно с этой традицией связано убеждение в том, что вина ложится на все семейство преступника и что наказанию, следовательно, могут подвергаться и члены его семьи.

Следы этого принципа встречаются только в одном из хеттских законов — в уже цитированном 173-м, где говорится, что за неподчинение царскому приказу карается весь «дом» ослушника, то есть все его родственники и домочадцы. Во всех остальных статьях соблюдается принцип индивидуальной ответственности.

Однако приведенный выше фрагмент, на примере которого мы рассматривали положение рабов в хеттском обществе, наглядно показывает, что принцип коллективной ответственности по-прежнему действовал применительно к рабам: «И если полагают ему умереть, то умирает он не один, но и его семья с ним». В том же тексте отношения между рабом и хозяином уподобляются отношениям между человеком и богами, поэтому нет ничего удивительного в том, что божественная кара традиционно мыслится как возмездие, постигающее не только преступника, но и всю его семью и потомков (ср. Исх., 20:5). Но вне религиозной сферы подобный принцип проводится крайне редко.

Из свода законов несомненно явствует, что в хеттской семье царил патриархальный уклад. О том, что мужчина обладал неограниченной властью над своими детьми, свидетельствует и предписание статьи 44а, где сказано, что человек, убивший ребенка, должен отдать его родителям своего собственного сына, и тот факт, что отец был волен «отдать» свою дочь жениху. Власть мужа над женой косвенно подтверждается выбором лексики в статьях, где речь идет о заключении брака: муж «берет» жену и «владеет» ею; если он уличит ее в прелюбодеянии, то волен сам решить ее судьбу.

Известно, что в некоторых областях Малой Азии, в особенности среди ликийцев, еще во времена Геродота соблюдался счет происхождения и наследования по материнской линии, и не исключено, что некоторые привилегии, сохранявшиеся за хеттскими женщинами, представляли собой пережитки этой древней системы. Так, в одном не вполне ясном законе (171) описываются обстоятельства, при которых мать может лишить сына наследства, а в другом (28–29) подразумевается, что в выдаче дочери замуж участвует не только отец, но и мать. Вероятно, схожими пережитками объясняется и в высшей степени независимое положение хеттской царицы.

Брачные обычаи хеттов и вавилонян во многом очень схожи. Сначала заключалась помолвка, при которой жених дарил невесте подарки. Однако окончательной силы помолвка не имела, и девушка, с согласия родителей или без оного, по-прежнему могла выйти замуж за другого мужчину — при условии, что отвергнутый жених получал обратно свои подарки. При заключении брака жених обычно вручал семье невесты некий символический дар (хеттск. кусата), в точности соответствующий вавилонскому терхату; но по ряду причин было бы ошибкой считать этот подарок «выкупом за невесту» и свидетельством того, что у хеттов и вавилонян первоначально практиковалась «покупка невест». Невеста, в свою очередь, получала от отца приданое (хеттск. ивару). В случае, когда после этого обмена дарами жених отказывался от заключения брака или тому препятствовали родственники невесты, это приравнивалось к неисполнению договора. Помолвка расторгалась, и виновная сторона подвергалась наказанию: либо жених лишался кусаты, либо семья невесты выплачивала жениху компенсацию в двойном или тройном размере. Как правило, молодожены обзаводились собственным хозяйством, но законом предусматривалась и возможность жены остаться в родительском доме (такой же обычай существовал и у ассирийцев). После заключения брака жена должна была хранить супружескую верность и за прелюбодеяние могла быть наказана смертью.

После смерти жены ее приданое переходило в собственность мужа, если она жила в его доме; но если она жила в доме своего отца, муж ей не наследовал. Текст в этом месте испорчен, но, судя по всему, приданое переходило к ее детям.

В законе подробно оговаривается запрет на близкородственные браки. Мужчине запрещалось вступать в половую связь со своей матерью и дочерью, с матерью, сестрой или дочерью (от бывшего брака) своей жены, а также с женами своего отца и брата при жизни последних. С другой стороны, в 193-м законе утверждается следующее: если мужчина умрет, его вдова должна сначала выйти замуж за его брата, затем (т. е., очевидно, если брат умрет) — за его отца, а затем, если умрет и отец, — за его племянника. В контексте соседних статей этот пункт представляется всего лишь исключением из ряда запретов, и в одном из вариантов к нему прибавлены слова: «Это ненаказуемо». И все же данный закон схож с еврейским обычаем левирата, согласно которому, если мужчина умирал бездетным, его брат (или отец, или ближайший из оставшихся в живых родственников) обязан был взять вдову в жены, и ребенок от этого брака становился наследником покойного. Иллюстрациями к этому обычаю служат истории Иуды и Ира (Быт., 37) и Руфи и Вооза (Руф., 4); смысл его, по всей видимости, состоял в том, чтобы продолжить род покойного, «чтоб имя его не изгладилось в Израиле» (Втор., 25:6). Вавилоняне и ассирийцы добивались той же цели другими средствами, и нужды в левирате у них не было; но 193-й свидетельствует о том, что у хеттов этот обычай существовал, хотя в контексте он не формулируется как закон в своем праве и упоминается с иной целью. Схожим образом в 190-м утверждается, что половая связь с мачехой после смерти отца ненаказуема, и это, по-видимому, свидетельство еще одного древнего обычая, широко распространенного среди народов древности, — обычая, в согласии с которым сын получал в наследство жен отца (за исключением собственной матери). Примечательно, что брак между братом и сестрой хеттскими законами не запрещается; и нам известно, к примеру, что царь Арнуванда I был женат на собственной сестре.

Законными признавались и такие браки, в которых один из супругов принадлежал к сословию рабов. Условия таких браков оговариваются по меньшей мере в шести статьях, однако между версиями этих законов имеется множество расхождений.

Право землевладения у хеттов было сопряжено со сложной системой государственных повинностей, детали которой еще весьма далеки от прояснения. Этому предмету посвящено по меньшей мере 14 законов, из чего можно сделать вывод, что спорные вопросы землевладения довольно часто становились причиной судебных тяжб.

Различаются два класса землевладельцев: условно говоря, «вассалы», то есть держатели поместий, и «люди орудия (или оружия)». Земли, принадлежавшие последним, можно было продавать и покупать без ограничений, но первые, по-видимому, были связаны договорами об условном держании земли, так что их поместья могли переходить из рук в руки только при наличии судебной резолюции. Проводя аналогию с системой, которую Хаммурапи ввел в Ларсе, многие отстаивали гипотезу о том, что «человек оружия» был воином, получавшим надел за службу. Но в свете последних исследований перед нами обнаружилась иная картина. Выяснилось, что «человек оружия» в действительности был «человеком орудия», то есть представителем класса ремесленников. Основное различие между двумя формами землевладения заключалось в том, что «вассал» получал свой титул от царя, а «ремесленник» — от местного управляющего; соответственно со смертью «вассала» его земля возвращалась во владение дворца, а со смертью «ремесленника» — присоединялась к землям города или деревни, где он проживал. Теоретически «вассал» владел своим имением на условиях несения службы (хеттск. саххан), но на практике все нередко сводилось к особой форме арендной платы за землю; «ремесленник» же, как и большинство простолюдинов, нес трудовую повинность (хеттск. луцци). Однако со временем различия между двумя классами землевладельцев, по-видимому, стерлись, и земли стали переходить между ними из рук в руки, если новый владелец соглашался принять на себя соответствующие обязанности. Более того, владения «ремесленника» могли после его смерти перейти к «гражданскому пленнику» — представителю многочисленного класса перемещенных лиц, которых вывозили из завоеванных стран и предоставляли в распоряжение царя. Вместе с землей такой человек приобретал и статус «ремесленника».