Независимо от того, верно ли мы датируем момент, когда началось заимствование хурритских культов, рельефы на скале в Язылыкая, безусловно, появились уже после того, как этот процесс завершился. Богиня, возглавляющая одну из процессий, здесь носит имя Хепату, отчетливо высеченное на рельефе иероглифическим письмом, а меньшая фигурка ее сына, стоящего у нее за спиной, обозначена именем Шарма. Рядом с богом, возглавляющим вторую процессию, помещены символы, означающие «грозовой бог небес»; но, учитывая то, что его супруга названа хурритским именем, можно не сомневаться, что его самого именовали Тесубом (Тешубом). Он изображен в облике бородатого мужчины с булавой в правой руке. Правой ногой он попирает шеи двух человекообразных фигур — обожествленных горных пиков. На других памятниках Тесуб восседает на колеснице, запряженной быками, но здесь эта деталь отсутствует; зато из-за ног бога грозы и его супруги выглядывает по быку. Имена этих быков и горных вершин нам известны: быков звали Сери и Хурри{16}, а горы именовались Намни и Хацци. Это хурритские имена: в хурритском языке «сери» и «хурри» означают соответственно «день» и «ночь»; Хацци — это гора Касий близ Антиохии в Северной Сирии (территория которой принадлежала хурритам). Представляется, что и сам образ бога грозы, восседающего на колеснице, имеет хурритское происхождение.

Фактически к настоящему времени доказано, что боги и богини, изображенные на главной галерее в Язылыкая, — это божества хурритского пантеона. За спиной центральной фигуры Тесуба стоит идентичный ему бородатый бог грозы, держащий в руках символы «бога грозы Хатти», а за ним изображены следующие божества (рис. 8):

За Хебат и Шармой следует длинная процессия богинь со стертыми атрибутами; отождествить их с хурритскими богинями можно лишь гипотетически. Обнаруженный в близлежащем селении скульптурный блок заполнил промежуток между 55 и 56, после чего стало ясно, что 56 — еще одно изображение Шаушки (эта богиня имела двойственную природу). Царь (64), чья монументальная фигура высечена на выступающих в направлении дальней стены контрфорсах, — это Тудхалия, очевидно, уже «ставший богом», так как изображен он стоящим на вершинах гор.

Культовые центры хеттов — от скального святилища под открытым небом в Язылыкая до высившихся близ Богазкёя храмовых построек из циклопических каменных глыб — отличались чрезвычайным многообразием. В некоторых городах, как уже говорилось, храм был одновременно и местным административно-хозяйственным центром, и при нем состоял огромный штат жрецов и гражданских чиновников. С другой стороны, в текстах упоминаются такие области, в которых сразу несколько храмов, — очевидно, имевших весьма скромные размеры, — находились под опекой одного-единственного жреца.

Наши представления о планировке хеттских святилищ основываются на обнаруженных при раскопках в Богазкёе развалинах пяти храмов, примечательно схожих между собой по конструкции (рис. 9). Здесь, как и в вавилонских или критских храмовых постройках, множество маленьких помещений окружают мощеный двор площадью от 200 до 500 кв. м. Но на этом сходство с вавилонскими святилищами заканчивается. Целла («святая святых») вавилонского храма соединялась прямым коридором с внутренним двором, так что людям, собравшимся во дворе, через два дверных проема ясно была видна статуя бога в целле, помещавшаяся в центральной нише дальней стены. В хеттском же храме вход в целлу располагался не напротив культовой статуи, а в одной из боковых стен, и, чтобы попасть в главное святилище, следовало пройти через два небольших помещения, примыкавшие к нему слева; входя в целлу, нужно было повернуть налево, и только тогда взору представала статуя бога. В храмах верхнего города статую, вероятно, можно было увидеть и со двора — через окна, прорезанные в разделительной стене.

Но в нижнем храме целла была сдвинута так близко к одной из сторон постройки, что увидеть священное изваяние со двора не было никакой возможности, даже если окна здесь тоже имелись. Из этого можно заключить, что поклонение божеству совершали лишь немногие избранные, получавшие доступ в целлу, тогда как большинство верующих, собравшихся во дворе, принимали в этой церемонии лишь косвенное участие.

Еще одной характернейшей чертой хеттских храмов, насколько мы можем судить на основании реконструкций, выполненных в ходе раскопок, являются огромные оконные проемы в наружных стенах, доходившие почти до уровня пола. Пространство вавилонских храмов, напротив, было замкнутым, и солнечный свет проникал в помещения лишь через узкие отверстия в верхней части стен. В четырех из пяти хеттских храмов дальняя часть целлы, где стояла статуя, выступала за линию наружной стены соседних помещений и освещалась через два окна, прорезанные в ее боковых стенках (или одно, если за линию наружной стены выступала только одна сторона целлы). Благодаря этому статуя оказывалась под яркими лучами солнца.

О функциях других помещений хеттского храма мы можем только догадываться. В большом храме нижнего города (рис. 9, 1) целла располагалась в своего рода пристройке, слабо связанной с основной частью храма; вдобавок стены пристройки были сложены из гранита, а основная часть здания, окружавшая внутренний двор, была известняковой. Вероятно, последняя предназначалась для административных и хозяйственных целей, о чем свидетельствует и тот факт, что весь храм был окружен по периметру узкими комнатами различных размеров — по всей видимости, складскими помещениями (в них были найдены большие сосуды для хранения жидкостей и сыпучих продуктов). На вопрос о том, имелись ли административные помещения в храмах верхнего города, ответить сложно; они более однородны по планировке, а в храме 5 содержится еще и второе святилище, расположенное с северной стороны двора.

В ориентации храмов по сторонам света единообразие не соблюдалось: храм 1 обращен фасадом на северо-восток, храм 2 — на юг, храм 3 и 4 — на север, а храм 5 — на восток.

Образом божества служила статуя на пьедестале. До сих пор удалось обнаружить лишь один предмет, который (теоретически) мог играть такую роль: это найденная на склоне холма близ Фасиллара каменная стела с изображением бородатого бога, стоящего на двух львах. Но описания культовых статуй встречаются во множестве, и из текстов становится ясно, что погибли эти изваяния главным образом потому, что изготавливались из драгоценных металлов или из дерева, облицованного золотыми или серебряными пластинами. Небесный бог грозы был представлен золотой статуей с палицей в правой руке и золотым символом «добра» (вероятно, треугольник, изображенный в центре некоторых печатей), стоящей на мужских фигурах горных богов (как на рельефе в Язылыкая). Цабаба представлялся серебряным изваянием стоящего мужчины: «в правой руке своей он держит палицу, в левой он держит щит, под ним стоит лев, подо львом — пьедестал, облицованный серебром». Иштар (вероятно, особый тип этой богини) изображалась в виде сидящей женщины с крыльями за спиной, держащей в правой руке золотую чашу, а в левой — символ «добра»; она восседала на пьедестале, который покоился на спине крылатого льва или грифона, а по бокам от нее стояли богини-прислужницы Нинатта и Кулитта.